Все о феях

Счастье, хоть и одинаковое на вид, цвета густого лавандового мёда, совсем разное на вкус. Есть счастье, тающее на языке сливочным кремом и шоколадным ликёром, есть щиплющее в носу пузырьками шампанского, счастье воспоминаний о прошлом имеет миндальную горечь, а счастье неожиданной встречи щекочет запахами корицы и апельсиновой цедры. А ведь есть ещё счастье новых возможностей и счастье грядущей дороги, счастье возвращения и счастье ожидания рождественских подарков, счастье выходного дня, проведённого в в зоопарке, счастье первого поцелуя, счастье покормить живую белку и счастье считать падающие звезды. И в зависимости от того, какого счастья в ней было больше, жидкость была то сахарной, то фруктовой, то молочной, а то и вовсе солёной на вкус, как зимнее море и тёплые слёзы. Если правильно хранить счастье: дать ему как следует настояться в подходящей банке, стеклянной или жестяной, но если жестяной, то обязательно с красивым рисунком на крышечке, приклеить к банке этикетку, написанную обязательно перьевой ручкой, совсем как к банке варенья, и для верности взмахнуть раз-другой волшебной палочкой, то оно и за годы не потеряет свой вкус и цвет лавандового мёда. Полина хранила его до зимы, а там, когда из труб начинал валить белый дым, прохожие ёжились и втягивали головы в воротники и даже Кот опускал усы и прихрамывал на переднюю лапу, она открывала одну из своих банок и пекла пироги со счастьем. Знали бы вы, как пахли эти пироги! В их сладких недрах смешивался аромат жасмина и бергамота, свежесобранных листьев дикой мяты, маминых сырников и тёплого ещё хлеба с кружкой топлёного молока. На вкус они были как лето в деревне, как утренняя рыбалка, как поездка по городу на старом трамвае, как звуки виолончели, как плюшевый мишка, любимый с детства, неожиданно найденный в ворохе старых вещей. Как сказочная повесть о Малыше и Карлсоне – теперь вы понимаете, каковы они были на вкус? Из оставшегося от начинки счастья Полина варила густую золотистую карамель, шарики которой были так похожи на маленькие солнца, – чтобы согреть ими карманы случайным утренним прохожим.

Чем больше окон светилось цветом лавандового мёда, тем счастливее был город, и тем усерднее прыгал огонёк масляной лампы, и тем вкуснее пахло на крыше, и тем позже ложилась спать Полина. Иногда она устраивалась на ложе из птичьего пуха, когда звёзды на небе бледнели и висели низко-низко. Это ещё одно преимущество жизни в старой голубятне – если в конце ночи, перед рассветом, протянуть руку в одну из прорех в её крыше, то с неба можно смахнуть несколько звёзд, запрятать в карман и через час весело звякать ими, отправляясь за булочками к утреннему кофе. Эти звёзды можно проносить в кармане целый день, а вечером, сразу после заката, когда серый кот щурится на луну, украдкой выпустить их обратно в небо.

Окон собственного дома Полина видеть, конечно же, не могла, а в нём каждый вечер появлялись два островка лавандово-медового света. За окном на втором этаже жил тромбонист, игравший то ли в третьем, то ли в четвёртом ряду какого-то эстрадного оркестра, а на девятом – дама с канарейкой и портретом Эриха Марии Ремарка у изголовья (кажется, в юности они были знакомы). Тромбонист был не очень молод, вполне зауряден внешне и влюблён. Влюблён той восхитительной нежной и ненарочной любовью, которой страдают только добрые люди и только когда почти уже поздно. Хотя вовсе они ею не страдают, а наоборот, даже молодеют на десяток лет и даже вдруг «на старости», как они сами любят говорить, берутся выращивать цветы, рисуют портреты, пишут стихи, вышивают по шёлку и сочиняют музыку. Тромбонист был влюблён в официантку из соседнего бистро и частенько, когда у оркестра не было гастролей и не надо было бежать на репетицию, устраивался на тротуаре рядом с входом в бистро, обняв свой тромбон, и играл, пока официантка убирала со столов грязные чашки, сметала крошки или писала белым мелком меню на грифельной доске. И самое удивительное, что, заслышав его тромбон, останавливались не только прохожие, но и автомобилисты глушили моторы и даже трамвай застывал на рельсах, а пассажиры открывали окна и слушали музыку. В такие вечера музыка доносилась до самой крыши, где Кот и Полина, прижавшись друг к другу, ждали заката.

Сказка о фее, которая любила карманы