Эти работы, подписанные именем местного художника, поистине тронули мое сердце. Вновь и вновь читая эти слова, я почувствовала, что художник тоже переживал жизненный кризис: вполне возможно, он уже столкнулся с потерей либо оказался на грани утраты. В своей голове я вела с ним воображаемые беседы о смысле любви. Я рассказывала о том, как его непринужденное творчество бросило мне якорь и помогло обрести веру в любовь. Он обещал, что любовь дождется каждого, и я поверила. Его слова вселили в меня надежду и вытащили из пропасти. Горе казалось мне тяжелой, безысходной печалью, вызванной расставанием со спутником жизни, с которым мы прожили довольно продолжительное время. Но что еще важнее – это отчаяние вылилось в идею, что любви не существует и ее невозможно найти. А даже если она где-то и таится, то где гарантия, что мне удастся столкнуться с ней на жизненном пути? Мне стало трудно верить в любовь, ведь куда бы я ни обратилась, страх затмевал желание любить.
Однажды по дороге на работу, предвкушая дневную медитацию о любви, которую обычно вызывал вид граффити, я, к своему ужасу, обнаружила, что строительная компания покрасила стену белой краской – настолько светлой, что под ней все еще можно было разглядеть черты оригинального рисунка. Расстроенная, что ритуальное утверждение благодати любви больше меня не приветствовало, я рассказала о своем разочаровании коллегам и друзьям. Вскоре до меня дошел слух, что граффити закрасили по той причине, что слова на стене посвящались носителям ВИЧ, а художник мог быть нетрадиционной ориентации. Возможно, это и так. Но не менее вероятно, что люди, размазавшие по стене краску, испугались публичного признания потребности в любви – желания настолько сильного, что его, вероятно, не только высказывали в рисунках, но и сознательно искали.
После долгих поисков мне все-таки удалось найти художника и пообщаться с ним о смысле любви. Мы поговорили о том, что общественное искусство является прекрасным средством обмена жизнеутверждающими мыслями, и выразили досаду, что строительная компания бездумно скрыла настолько мощное послание. Чтобы я не забывала о его работе, художник подарил мне фотографии граффити. С момента нашего знакомства, где бы я ни жила, я всегда вешала эти снимки над кухонной раковиной. Каждый день, когда я пью воду или достаю посуду из шкафчика, я сталкиваюсь с напоминанием, что все мы жаждем любви и ищем ее, даже если у нас не осталось надежды, что ее действительно можно найти.
В настоящее время публичные дискуссии о любви проводятся не так часто. В лучшем случае мы сталкиваемся с популярной культурой – единственной сферой, где по-прежнему упоминается всеобщая устремленность. И хотя фильмы, музыка, журналы и книги остаются основными источниками, выражающими человеческую потребность в любви, во многом их послания не похожи на жизнеутверждающие рассуждения шестидесятых и семидесятых годов, призывавшие нас верить: «Все, что вам нужно, – это любовь». Сегодня наиболее популярны призывы о бессмысленности любви, ее неактуальности. Ярким примером культурного сдвига стала огромная популярность песни Тины Тернер с весьма смелым названием «При чем здесь любовь» (англ.
Современная молодежная культура к любви относится крайне цинично. Более того, этот цинизм проистекает из глубоко укоренившегося убеждения, что любовь найти невозможно. Обеспокоенный данной проблемой, Гарольд Кушнер написал в своей книге «Когда всего, чего ты хотел, недостаточно» (англ.