Всё о приключениях жёлтого чемоданчика, Веснушке и Лоскутике

– Что-то по ночам спину ломит, – пожаловался человечек. – Всё с тех пор, как я целый день зимой просидел на льду. Там подо льдом плавала одна моя знакомая рыба. Такая славная рыбёшка. Ну, мне надо было сказать ей пару слов по секрету. Знаете, если хотите кому-нибудь рассказать секрет, не найдёте никого лучше рыбы. Никому не разболтает.

«Ох, могут ли быть у игрушки секреты? – опять с тоской подумал Василий Семёнович. – Ну конечно не могут…»

Человечек быстро пробежал по папиросе, перескочил на руку Василия Семёновича. Топ-топ-топ! Василий Семёнович чувствовал каждый его шаг на своей руке.

Человечек прыгнул к нему на рукав. Добежал до локтя, запрокинул голову. Посмотрел на Василия Семёновича.

– Конечно, о чём речь? Я прожёг льдину насквозь. Но с тех пор что-то спину ломит. Особенно по ночам… Вообще не люблю, когда ночь… Зачем, зачем она, эта ночь?..

Лицо у человечка стало совсем печальным. Он соскочил вниз и пошёл по улице, понурившись, глядя себе под ноги.

Он шёл и слабо светился, словно фонарик позади машины. При этом он чуть прихрамывал. Ведь одна его нога была обута в башмачок, другая босая.

Ещё Василий Семёнович разглядел, что карманы его куртки были чем-то туго набиты. Они так сильно оттопыривались, что он задевал их руками, когда шёл.

Человечек казался таким беззащитным, что Василию Семёновичу даже стало страшно за него. Ведь любой прохожий мог нечаянно наступить на него, раздавить подошвой.

Человечек дошёл до угла, обернулся, дружелюбно поднял кверху светящуюся ладошку и скрылся.

Василий Семёнович остался один посреди тёмной улицы. Высокие дома пристально смотрели на него чёрными окнами.

«Что же это? – уже в который раз задал себе всё тот же вопрос Василий Семёнович. – Теперь я так и буду мучиться, пока не разберусь до конца во всей этой невероятной истории. Знаю я свой несчастный характер. Не будет мне теперь покоя, пока не пойму: кто же это всё-таки сидел на кончике моей папиросы?»

Глава 2. Чудеса… в тарелке с манной кашей

– Никогда больше не пойду во двор! – Катя топнула ногой. – Хочешь, я сейчас дам честное слово, что никогда не пойду во двор? Ну хочешь, хочешь?

– Нет, нет, не хочу, – поспешно сказала мама. – И вообще, давать честное слово по пустякам, куда это годится?

– Да, тебе с папой всё пустяки, – с горьким укором сказала Катя. – Я вот недавно палец порезала прямо до кости, а папа говорит «пустяки».

– Может быть, не до кости?.. – осторожно заметила мама.

– Не видела, а говоришь. – Губы у Кати задрожали, на глаза набежали слёзы.

– Опять Васька дразнился? – догадалась мама.

– «Рыжая, конопатая, нос лопатою», – проворчала Катя, угрюмо отвернувшись.

– Вот я поговорю с его бабушкой!

– Ты что? – Катя резко повернулась к маме. – Хочешь, чтобы меня дразнили: «Ябеда, корябеда, турецкий барабан. Кто на нём играет? Катька-таракан»? Или: «Ябеда-доносчица, курица-извозчица»? Этого хочешь, да?

– Ну тогда сами разбирайтесь. Что я могу?.. – беспомощно развела руками мама.

Но тут мама посмотрела на часы и стала уже другой мамой. Это была мама, опаздывающая на работу.

На маму как-то сам собой наделся строгий синий костюм, прыгнула в руки сумочка.

Мама поставила перед Катей тарелку с манной кашей, где круглым жёлтым глазком плавал кусок подтаявшего масла.

– Съешь кашу – и гулять, гулять, – распорядилась мама. Наскоро поцеловала Катю в ухо. Дверь за ней резко захлопнулась.

– Вот дам честное слово, что не пойду гулять, тогда всё, права не имеете… – проворчала Катя.

Катя подпёрла щёки кулаками и задумалась. Ей было о чём подумать. Дело в том, что под самое утро ей приснился удивительный сон. Она даже засомневалась, может это и не сон вовсе. Но оказалось, всё-таки сон. Что-то тёплое приятно щекотало ей то нос, то щёку, то лоб. При этом чей-то тоненький голосок восхищённо приговаривал: «Девятьсот девяносто восемь… Какая кругленькая… девятьсот девяносто девять… А эта, нет, вы только посмотрите, до чего золотая… Тысяча… Тысяча и ещё одна… А вот в эту я просто влюбился!..»

Катя лежала зажмурившись. Открывать глаза не стоило. Известное дело: проснёшься, и всё.

А голосок, не уставая, всё считал и считал: тысяча двести пять, тысяча двести шесть…

«О-о! – послышался восторженный стон. – Эта на звёздочку похожа! Ну просто редкость! В музей надо такую. В музей для веснушек».

Тут Катя, как ни крепилась, всё же не выдержала, повернула голову и открыла глаза. И конечно, всё испортила. Голосок тут же смолк. Сон кончился. «Как бы сделать, чтобы ещё такой сон приснился?» – подумала Катя.

– Тону! Спасите! Помогите! – вдруг кто-то отчаянно закричал совсем близко, совсем рядом с Катей.

Катя вскочила, испуганно огляделась.

– Тону! Засасывает! Тащи меня из этого болота! – опять раздался тот же голос. Голос был тонкий, пронзительный и почему-то знакомый.

Катя быстро посмотрела во все стороны, заглянула под стол, задрала голову кверху. Нет, потолок и люстра, конечно, и не думали тонуть.

– Да тут я! Здесь! – надрывался голосишко. – Куда ты смотришь? Ниже, ещё ниже. Глупая девчонка! Смотри на стол! Смотри в тарелку! В кашу гляди!