Все о Томе Сойере и Гекльберри Финне (сборник)

— Ясно. Тогда принеси побольше пирога![3]

У меня аж слюнки потекли — всё–таки здорово, что я сюда пришёл! Тут ученик принёс пару банок из–под устриц, а в банках шрифт — само собой, старый, нового у них не водилось. Потом мистер Бакстер послал ученика за верстаткой и наборной линейкой, а после — за старой кассой, она размером со стиральную доску и вся поделена на маленькие ящички. Все буквы разложили по ящичкам: А — в один, Б — в другой, В — в третий, большие буквы отдельно от маленьких, и мистер Бакстер отправил ученика со мной — помочь донести шрифт и научить Тома набирать.

Парнишка показал Тому, что к чему, а Том всего за два дня, сидя в кровати, набрал весь шрифт из банок, а потом разложил все буквы обратно по местам. Правда, молодчина? Еще бы, на то он и Том Сойер! За пять дней он сам научился печатному ремеслу и теперь мог набирать не хуже других — честное слово, могу доказать! Я отнёс в типографию то, что Том набрал, а мистер Бакстер отпечатал. И когда увидел, что вышло, был просто потрясён — да, так он и сказал! — и дал мне два отпечатка — один для меня, другой для Тома, и мой до сих пор цел.

[4]

Когда мистер Бакстер отпечатал этот лист и взглянул на него, у него слёзы на глаза навернулись. Он сказал:

— Будь я проклят, если во всём христианском мире найдётся хоть один печатник, который сможет так набрать, — разве что мистер Дэй, да и то когда напьётся.

Когда я Тому рассказал, его так и распирало от гордости — и недаром, тут есть чем гордиться. Но для Тома всё это оказалось слишком: сначала выдумывал из головы, потом сам набирал, да ещё и очень волновался и старался, чтобы всё было правильно, — вот он и не выдержал, слёг совсем. Хворь на него люто накинулась, так что он больше и сделать ничего не успел до той самой минуты, когда доктор сказал:

— Гек, у него конвалесценция.

Я не ожидал, что дела так плохи, — взял да и рухнул на месте от ужаса. Меня облили водой, привели в чувство и объяснили, что к чему: доктор, оказывается, хотел сказать, что Том выздоравливает.

Знаете, некоторые ребята, когда выздоравливают, тут же перестают раскаиваться и снова принимаются за своё — мол, раз всё хорошо кончилось, нечего было пугаться. Другое дело Том: он сказал, что чудом спасся и должен благодарить Провидение и что помощь человеческая немногого стоит, а в человеческой мудрости и вовсе проку нет — вот посмотри на нас, и поймёшь.

— Посмотри на нас, Гек. Мы хотели заразиться корью. Значит, мы ничего не знали и были слепы. Если поразмыслить хорошенько, какой прок от кори? Да никакого. Ну постирают после неё бельё, проветрят комнаты, заберут детей домой — и всё, и выходит, что ты зря болел. Другое дело скарлатина. Когда выздоравливаешь — весь дом убирают дочиста, все вещи сжигают, и ни Сида, ни Мэри к дому и близко не подпустят целых шесть недель, а за шесть недель знаешь сколько всего можно успеть? Как думаешь, Гек, кто нам устроил скарлатину, когда мы ни о чём не знали и ничего лучше кори придумать не могли? Ясное дело, не мы сами. И пусть это тебе будет уроком. О заговоре заботится высшая мудрость — выше нашей, Гек. Когда начинаешь сомневаться и теряешь веру — ничего не бойся, просто вспомни скарлатину и подумай: раз нам Провидение так помогло, значит, поможет и в этот раз. Главное — верить. Если веришь, то всё обязательно будет хорошо — даже лучше, чем ты сам можешь устроить.

И правда, думаю, так оно и есть. Прав Том, тут не придерёшься. Скарлатина спасла наш план: это из–за неё Сид остался в деревне, и не мы сами это придумали.

На дворе уже стояло самое настоящее лето, и Том совсем поправился. Погода для заговора была самая подходящая, и всё остальное как по заказу. Мы перевезли нашу маленькую типографию на остров, чтобы она была всегда под рукой, и, пока я весь день ловил рыбу, плескался в реке, покуривал да дремал, Том достал резцы и прочие инструменты, взял один из брусков и вырезал на нем:

Потом намазал брусок чёрной типографской краской, намочил лист белой бумаги, положил на брусок и сверху накрыл одеялом, а поверх одеяла положил еще брусок — гладкий, тяжёлый — и принялся по нему стучать изо всех сил колотушкой. А когда достал листок, на нем все отпечаталось, очень красиво, но — Бог ты мой! — задом наперёд, и прочитать было можно, только стоя на голове. Ни я, ни Том не могли понять, как так получилось. Посмотрели на брусок — ас ним всё в порядке. Выходит, не в нём дело. Напечатали ещё раз — опять вышло наперекосяк. Стали думать, и, кажется, поняли, почему у нас не получается. Положили листок в самом низу, брусок перевернули вверх ногами и снова напечатали. Но и это не помогло — опять вышло задом наперёд.