Все ок!

- Хм… Я думал, вы…. это… ну, пожилая женщина - в возрасте, значит. А вы - молодая и красивая.

Смерть кокетливо глянула на Ерофея:

- А я могу быть такой, какой захочу. Но вообще-то поддерживаю форму. Аэробикой занимаюсь, плаванием, у меня и бассейн есть.

Горюнов изумлённо вытаращился на нее: во, дела!

- Впрочем, - Смерть усмехнулась, - если хотите, я могу стать и такой, как вы меня представляли: безобразной, костлявой и с косой…

Ерофей энергично замотал отрицательно головой: нет-нет!

- А как вас звать? - осведомился он. - А то Смерть уж больно мрачно.

- Ну, поскольку я женщина, то предпочитаю иметь женское имя, а какое - это уж кому как нравится. Вам, например, какое по душе?

- Изольда.

- Ну, так и зовите - Изольда.

- А это что? - Горюнов ткнул пальцем в огромную книгу на столе, в которой беспрерывно то вспыхивали, то гасли строки.

- Это, скажем так - приходная книга. Здесь указан срок кончины каждого человека. Все вы там, наверху, словно в командировке, а здесь обретаете вечное местожительство. Я однажды читала на надгробии: «Остановись, прохожий, и не топчи мой прах. Я - дома, а ты - в гостях». Очень правильные слова. Между прочим, это удобно для тех, у кого там нет квартиры, здесь-то всем жилплощадь найдётся.

- Ну и у нас так будет, - уверенно заявил Ерофей. - У каждой семьи к двухтысячному году будет отдельная квартира, - и тут же брякнул: - А мой срок когда?

Конечно, не очень уж приятно знать дату своей смерти: будешь потом думать об этом и дни считать. Но любопытство преодолело страх, к тому же Горюнову говаривали не раз, что его язык - его же собственный враг, он выбалтывает все, о чём Ерофей думает.

- Сейчас, - Изольда полистала книгу и ответила. - Тринадцатого месяца, тринадцатого числа, в тринадцать часов и тринадцать минут.

- Ха-ха-ха! - облегчённо рассмеялся Ерофей. - Тринадцатого месяца не бывает!

- Как это не бывает? Сейчас, по-земному, какой месяц?

- Июнь, шестой, - глянул Ерофей на свои электронные часы, где светилась цифра шесть.

- А следующий?

- Июль, седьмой.

- А шесть плюс семь - сколько?

Горюнов сосчитал и пролепетал:

- Тринадцать…

- Во-во. Это как раз по-нашему сейчас идет тринадцатый месяц.

Горюнов машинально посмотрел вновь на часы. Там нахально подмигивала цифра тринадцать. Горюнов похолодев, постучал по циферблату, потряс головой, закрыл и открыл глаза: коварная цифра не исчезла.

- А… дни? Они у вас как? - холодные струйки потекли по спине Горюнова.

- А так же, как и у вас. Вот, по-земному, сегодня какое число?

- Первое.

- Во-во, и у нас первое. Только у вас - 1 июня, а у нас - первое тринваря.

- И ничего сделать нельзя? - с надеждой поинтересовался Ерофей. Голос его предательски дрогнул: - Отодвинуть срок смерти моей никак нельзя?

- Нельзя. У нас документация ведется строго, не то, что у вас. Так что, милок, иди обратно, и возвращайся, как положено, законным образом, с оформленной визой, - и Смерть-Изольда широко улыбнулась, показав ослепительную улыбку.

Горюнов немного поразмышлял. Потом философски произнес:

- Ну ладно! Чему быть, того не миновать. Уж коли я сюда попал, то хоть осмотрюсь, место себе подыщу перед тем, как на вечное поселение перееду. И ребятам расскажу, что к чему.

Изольда опять лучезарно улыбнулась:

- Посмотри, милок, посмотри, касатик. Вот сейчас очередной мертвячок к нам пожалует, - она указала на книгу, где вдруг одна из строк помигала и погасла. - По всем данным, ему прямо в Ад отправляться.

- Откуда знаешь, Изольда? - перешел на «ты» и Ерофей. - А может, в Рай?

- Он-то, может быть, и рад бы в Рай, да грехи не пускают. Да и не попасть сейчас в Рай, что-то там у них заело, с вознесением-то. Только ты сделай так: там, у шлагбаума, двое чертей дежурят - Ван и Бол, оба - дурни бестолковые. Тебе, живому, в столицу Ада, она Тихгор называется, нельзя. Ван и Бол не пропустят. Так ты старайся у обоих за спиной держаться. Они не заметят, потому что один - кривой, а другой - косой. Понял? А сейчас спрячься.

Горюнов кивнул и спрятался за углом дома.

Вновь прибывший был полный и рыхлый, лысоватый, с небольшими усиками под мясистым носом «а-ля Гитлер», весь в «фирме» и золоте - на пальцах массивные перстни-печатки, на шее - цепь. Ерофей попробовал сосчитать, сколько всего на Толстяке, и сбился со счёта, который пошел на тысячи.

Изольда, премило улыбаясь, сказал Толстяку:

- Внесите в кассу тысячу долларов и следуйте в Тихгор, - она показала на светящиеся вдали огни большого мегаполиса.

Толстяк игриво улыбнулся и придвинулся к Изольде поближе:

- А рублями нельзя?

- Что вы! У нас все давно оплачивается валютой, - Изольда поставила штамп на удостоверение личности Толстяка, и тот, оглядев похотливо Изольду с ног до головы, ущипнул её за плечо.

- Ой, баловник, - хихикнула Изольда.

- Позвольте ваш телефончик, - Толстяк своим плечом уже касался плеча Изольды.

- Ах, - зажеманничала Изольда, - потом, потом… Ну, идите, - и она вновь махнула рукой вдоль дороги.

Толстяк подошел к шлагбауму и обратился к двум чертям, что лениво развалились на траве: