Все отношения

Но точно оживляемые своей собственной волей, или обладающие независимой жизнью, вопросы продолжали вставать. "Почему, обязательно, нужно, - спрашивал я себя, - много времени, чтобы полюбить? Не может ли любовь, как электрический ток, пронзить мгновенно? Кроме того, мы ведь уже встречались в автобусе до того, как я переменил службу, и еще тогда она мне понравилась настолько, что я ее не только не забыл, но еще был искренно огорчен когда не смог придти на свидание. И теперь, когда я на нее смотрю, я вижу, что она мне очень, очень нравится. Очень, очень. В ней такая чуткость, которой я никогда ни у кого не видел, и мне так нужно, чтобы рядом со мной всегда была вот такая чуткость. И она тоже обо мне помнила. Не проще ли сказать себе, что у нас взаимное притяжение, которое, у постели умирающего, вышло наружу, проявилось? Тайное стало явным, и прежде всего для нас самих..."

Посмотрев на нее я еще раз отметил ее привлекательность, - чтобы не сказать красоту, - тонкость ее рук, каштановые волосы. Но больше всего, конечно, меня трогал ее взгляд, хотя он лишь изредка выскальзывал из под ресниц.

- Расскажите мне о себе, - сказал я, когда метрдотель отошел. - Я ведь о вас не знаю почти ничего, во всяком случае гораздо меньше, чем вы обо мне. Где вы живете? С родителями? С братьями. сестрами? Одна?

- Одна, в гостинице. У меня есть отчим. Он тоже живет в гостинице, но в другой. Ни сестер, ни братьев у меня нет, и моя мать умерла, когда я была девочкой.

- А ваш отец?

- Я его не знала. Он умер почти сразу после моего рождения. Помолчав, точно поколебавшись и приняв решение, она добавила:

- Он покончил самоубийством.

- Покончил самоубийством? - переспросил я.

{19} - Да, - подтвердила она, совсем тихо.

Я не знал, что сказать. Она же, как бы придя мне на помощь, медленно проговорила:

- Все что я знаю о моем отце, мне рассказал второй муж моей матери.

- И что же он вам рассказал?

- Что отец бросился с парохода ночью, в море. И была буря.

Я спросил ее тогда, чем занимался ее отец, предположив, что в профессии его могли быть такие стороны, которые иногда подталкивают к самоубийству: биржевая игра, например, или какая-нибудь должность, таящие в себе искушение растраты. Но оказалось, что ее отец был преподавателем истории в лицее.

- А ваша мать?

- Она вышла вторым браком за Леонарда Аллота через год после смерти отца и шесть лет спустя умерла от воспаления легких.

- Вы значит мадемуазель Аллот?

Только сказав это, я понял, что говорю нелепость. Почему, в самом деле, она могла бы носить фамилию второго мужа матери? Но впечатление, произведенное моим вопросом, выходило за пределы обычного. Мари точно съежилась, точно приготовилась к тому, чтобы принять удар.

- Да нет же, - воскликнула она, - мой отчим меня не удочерил, я ношу фамилию моего покойного отца. Меня зовут Мари-Анжель-Женевьев Шастору.

И так как после этого я тоже назвался, то и вышло, что мы познакомились. В сущности в этом таился беспорядок, так как мы сначала оказались женихом и невестой, потом друг другу представились. Но этой обратной последовательности я удивляюсь только теперь, когда все припоминаю. Тогда она меня не поразила. Тогда я слишком был под впечатавшем сцепления обстоятельств, подчинявшихся каким-то непонятным правилам, очень отличным от моего обычного времяпрепровождения, сплошь заполненного земными делами.

- А что делает ваш отчим? - спросил я.

- Аллот? Я не знаю, что он делает. Я его почти никогда не вижу.

- Зато мы будем видаться часто, - сказал я, без всякой вопросительной интонации, и тотчас же подумал, что ведь для этого нужно ее согласие. Я посмотрел на ее веки. Они поднялись. "Да" ответило мерцание зрачков. И голос подтвердил:

- Да, часто.

- Очень часто. Ежедневно. Но скажите мне все-таки хоть приблизительно чем занят ваш отчим?

Мне пришло в голову, что я мог бы в чем-нибудь ему помочь, и что Мари это будет приятно.

{20} - Что он теперь делает, я не знаю, - ответила она немного сухо, я вам уже это сказала. Раньше у него было туристическое бюро, и над ним квартира, в которой мы жили. Он обо мне заботился после смерти матери и помог кончить лицей. Потом его дела пошли гораздо хуже и он продал свою контору. Но я уже раньше начала работать, так что для меня эта перемена прошла незаметно. Я уже жила одна. Мне было восемнадцать лет.

- Но что он теперь делает? - настаивал я.

- Я же вам говорю, что не знаю. Какими-то занимается делами.

- Вы не думаете, что его могла бы устроить должность на моей фабрике? - спросил я, наугад.

- Совсем не знаю, совершенно не знаю, - быстро ответила она. И я даже рта не успел открыть, чтобы добавить, что мне, как раз, нужен кто-нибудь для заведывания отделом отправок, как она добавила :

- Никакой специальности у него нет.

- Скажите, Мари-Анжель... - начал я.

- Не называйте меня Мари-Анжель, - оборвала она меня. - Просто Мари.

- Хорошо. Хотя мне и нравится Анжель, но пусть будет по-вашему. Только все-таки, почему нельзя Анжель?

- Когда-нибудь я вам объясню. Но не сейчас. А как мне вас называть?

- У вас выбора нет. У православных бывает одно имя.