Все оттенки черного

— Заведомо ложных? — Кузнецов кашлянул.

— Не нужно тут острить. Не время и не место. Распишитесь, что вы предупреждены мною, — Караулов протянул ему ручку. — Расписались. Вот и славненько. Поразмыслите теперь хорошенько о возможных последствиях негативных таковых действий, о коих вы предупреждены, Сейчас, знаете ли, участились случаи, когда недобросовестных свидетелей привлекают за ложь к уголовной ответственности и дают сроки. Не очень, конечно, суровые, не на каторгу, не на лесоповал посылают, но достаточные для порчи биографии.

Кузнецов сидел на старом продавленном стуле, который участковый, наверное, не раз уже мечтал выбросить на помойку. Колосов из своего угла молча разглядывал фигуранта. Здоровый парень. Они все тут, включая и Смирнова, не хилого телосложеньица ребята…

— Ну, по вашим глазам вижу, вы все обдумали, — журчал Караулов. — Так вот, Александр, повторяю: что-то не больно вы скорбите по поводу трагической кончины вашей родственницы.

— Я еще не знаю…

— Что это вы не знаете?

— Я не знаю, как это воспринимать. — Кузнецов потер лицо ладонью. — Как обухом по голове вдарило. Не думаю о ней как о мертвой. Не понял, что ли, в натуре… Я сперва думал, я во всем виноват. Из-за меня все это.

— Что все?

— Ну, то, что она умерла, — Кузнецов смотрел в пол. — У нас ведь с ней утром… Короче, я начал характер показывать, кретин. А она… тетя Саша и прежде мне редко когда уступала. У нее тоже характер не сахар, капризная, как все женщины… Ну, и слово за слово, коса нашла на камень. Скандалили как на базаре. А потом мне с террасы наши кричат: ей плохо, врача скорее, а потом…

— Что? А вы ведь врача так и не вызвали. Я заметил, что в вашем доме врачам не очень-то доверяют. — Караулов коварно щурил голубые глазки. — С Сорокиной-то, а? Тоже ведь нечто похожее случилось. И в этот раз не доктора вы вызвали, а милицию.

— Да. Он мне так и сказал: она мертва. Убита.

— Кто это вам сказал?

— Олег Игоревич.

— И что же вы почувствовали, услышав слово «убита»? Вас это что, не удивило?

— Нет. Точнее… — Кузнецов посмотрел на Колосова, все так же молча и внешне безучастно сидевшего в углу. — Сначала, в самый первый миг, подумал: ей с сердцем плохо из-за нашей ссоры. А потом, когда Олег закричал про новое знамение, я…

— Знамение. Так, очень интересно. — Караулов низко склонился над протоколом. Никита видел: вот-вот он выйдет из заданной роли из-за этого чертова словечка. — Ну хорошо, об этом позже. Вот что мне скажите: из-за чего ссора-то такая сильная была? Раз вам даже почудилось, что вы тетушку родную до инфаркта довели?

Лицо Кузнецова пошло красными пятнами. Он умоляюше посмотрел на Колосова.

— Это… это наше личное семейное дело. Я не могу сказать, — выдавил он наконец.

— То есть как это личное дело? То есть как это не можете? Вы что, о последствиях забыли? — Караулов грозно потаи пальцем в протокол.

— Я помню. Все я помню. Но… я все равно не скажу, не могу.

— Это что же, касается каких-то ваших семейных денежных дел? Ваших и Александры Модестовны? — внезапно спросил Колосов. Пора было включаться в допрос.

Кузнецов все так же умоляюще посмотрел на него и… кивнул! Никита не спешил с новым вопросом. От Кати они с Карауловым знали, чем именно могла быть вызвана эта ссора. И они ждали, что племянник пусть и не сразу, но подтвердит эту причину. А вместо этого Кузнецов вдруг… «Почему он молчит насчет Хованской? — подумал Колосов. — Насчет ночной встречи с Катей? Ведь ему сейчас выгоднее всего рассказать нам об этом. Зачем же он осложняет сам себе жизнь?»

— Быть может, эта ваша ссора, после которой умерла ваша тетя, касалась каких-то вопросов раздела имущества? Вопросов наследства? Вы ведь единственный ее родственник и наследник, так? — многозначительно спросил он.

— Возможно. Короче, думайте что хотите, — племянник отвечал тихо, не поднимая головы.

— Вы ведь, насколько нам известно, накануне занимались оформлением каких-то документов для Александры Модестовны. К нотариусу ездили. Правда это? — спросил Караулов.

Кузнецов кивнул.

— А где же эти документы?

— У меня в машине. — Кузнецов пошарил в кармане джинсов, достал ключи. — Вот. Если хотите. На заднем сиденье «дипломат»…

— Будьте добры, подождите в другой комнате. — Караулов взял у него ключи и встал из-за стола.

«Комната» была не чем иным, как темной прихожей опорного пункта, где на гвозде висели шинель и форменный плащ старого милицейского образца — весь походный гардероб участкового. Кузнецов провел там минут сорок — пока отрядили экспедицию на дачу на дежурной машине, пока отыскали и привезли «дипломат», пока читали те проклятые документы…

— Черт-те что, — Караулов разочарованно вздохнул. — Не стоило и затевать-то с ним весь этот цирк…

И когда Кузнецов снова переступил порог опорного пункта, тон «злого следователя» был уже совсем иным.

— Ну отчего вы сразу нам не сказали, что это вопросы обмена квартиры и организации музея? — спросил Караулов. — Столько бы времени и себе и нам сэкономили!

— А что я должен был сказать? Читайте бумажки. В вашей конторе ксиве верят, не словам. — Кузнецов печально усмехнулся.