Все оттенки черного

– Анна, любимая, о чем ты говоришь? – Куприянов обнял девушку за трясущиеся плечи, прижал к себе. – Эти монахи, они просто идиоты! Готовые клиенты для психиатра!

– Это все правда, Костя. – Анна подняла на мужчину полные слез глаза. – Это все правда! В моем сердце тьма.

«Я королева Луны!»

– О чем ты говоришь? – Куприянов криво улыбнулся.

– Я проклята, Костя, проклята! Моей душой владеет Дьявол!

– Господи, Анна…

– Ты мне не веришь? – Девушка отстранилась, ее черные глаза вспыхнули яростным огнем. – Это правда!

– Ты расстроилась из-за такого пустяка?

– Смотри! – Анна схватила за уздечку каурую и притянула лошадиную морду к себе. – Смотри внимательно!

Кобыла испуганно заржала.

– Моя душа во мраке, Костя! Но разве я виновата в этом?

Правой рукой девушка удерживала лошадь, а левой… На глазах изумленного Куприянова левая кисть девушки внезапно изменилась, погрубела, покрылась чешуей, пальцы вытянулись, на них появились длинные и острые, как бритва, когти. Каурая отчаянно заржала, попыталась вырваться, но Анна была непоколебима. Когти ударили в горло кобылы, и кровь потоком хлынула на прекрасное лицо девушки.

– Разве я виновата в этом? – Лошадь рухнула на землю, задергалась, захрипела, затихла. Пронзительно-черные, полные слез глаза Анны, не отрываясь, смотрели прямо в душу Куприянова. – Разве я виновата?

И Константин понял, что должен сделать выбор, должен решить.

Молоденький монах сказал: «Вам надо остаться здесь».

«А разве я еще не сделал свой выбор?»

– Нет, ты ни в чем не виновата. – Он подошел к девушке, прижал ее к себе. – Я люблю тебя, Анна! Ты – моя королева!

Анна

Белгород, два года назад

Это была самая шумная свадьба в истории Белгорода. Не просто богатая, а яркая, запоминающаяся, заставившая говорить о себе, вызвавшая удивление и восхищение.

Никогда до и никогда после город не переживал ничего подобного, и старожилы еще долго будут рассказывать о всех подробностях роскошного праздника, оставившего неизгладимый след в их памяти. О его пышности и великолепии, о размашистом, продлившемся неделю гулянии, включившем в себя и фейерверки, и цыган, и военный оркестр, и цирковое представление, и псовую охоту, и многое-многое другое. Будут рассказывать о невероятном количестве гостей, о специально приглашенных эстрадных звездах, давших большой концерт в честь новобрачных, и о том, что первым днем торжеств была выбрана пятница, тринадцатое.

Гости начали собираться у центрального Дворца бракосочетаний около полудня. Загс был снят на целый день, поэтому обычного столпотворения праздничных кортежей на площади не наблюдалось, и никто не мешал дорогим автомобилям приглашенных подъезжать и парковаться у Дворца. Хотя, с другой стороны, какое может быть столпотворение у загса в пятницу, тринадцатого? Много ли найдется желающих играть свадьбу в такой день? И у нескольких дорожных полицейских, специально вызванных для обеспечения порядка на площади, работы было немного. Ровно в полдень явился военный духовой оркестр, который разместили на специально огороженной площадке, справа от широкой лестницы, ведущей к Дворцу. Появление музыкантов вызвало живое любопытство местных зевак.

– Свадьба?

– Тринадцатого? В пятницу?

– А кто женится?

Начала образовываться толпа, но полицейские зорко следили за тем, чтобы обычные прохожие не смешивались с дорогими гостями.

С очень дорогими гостями.

Обилие престижных автомобилей поражало воображение зевак. Казалось, что все самые лучшие машины Белгорода и даже, судя по номерам, соседних областей собрались сегодня на площади. Так оно и было на самом деле, ведь праздник был не у какого-то мелкого спекулянта, решившего поразить обывателей необычайным размахом, а у самого Геннадия Грязина, занимающего весьма видное положение в элите Центрального Черноземья. Тридцатипятилетний бизнесмен считался самым завидным женихом Белгорода, и прощание с холостой жизнью он обставил очень и очень пышно.

И очень необычно.

Приглашенные живо обсуждали и выбранную для церемонии дату, и время – кортеж должен был подъехать к Дворцу ровно в тринадцать часов, – и, самое главное, убедительную просьбу явиться на торжества в черном. Просьба содержалась в разосланных приглашениях, а затем была продублирована телефонными звонками. Просьба необычная, вызвавшая массу кривотолков, но тем не менее исполненная, поэтому все гости, чинно собравшиеся у входа во Дворец, были одеты в траурные цвета, что, разумеется, не могли не отметить зеваки. Более того, в отличие от похорон, ни на ком из приглашенных не было иных темных оттенков: темно-синего, темно-коричневого, темно-серого, бордового, в конце концов. Женские платья и мужские костюмы, чулки и рубашки, шляпки и галстуки, и даже цветы: тюльпаны, георгины, гладиолусы, ирисы – все было черным. И зеленые стебли букетов выглядели чужеродными пятнами среди размашистого буйства беспросветного мрака.