Все оттенки красного

— Еще вчера было много. Что ж, аппетит приходит во время еды. Не переживай: хорошую прислугу найти не так то просто. Правда, с Ольгой Сергеевной у тебя не сложилось. Жаль. Она теперь персона.

— Так и вы… Так и у вас…

— Ну, мне простят. Я похож на покойного деда, а домохранительница к нему неровно дышала. Женщины — существа сентиментальные. Пойду, пожалуй, покаюсь. Надо с маман поговорить, Что, ужинать будем сегодня?

— Да-да, я сейчас иду.

Валя вытерла слезы, взяла тряпку. Не получилось, так что ж. Есть еще и Маруся с ее наследством.

…Вера Федоровна выслушала сына молча. Потом пожаловалась:

— Эдик, как же? Я так старалась!

— Видел я, как ты старалась. Ну, что теперь делать? Девчонка сбежала. Я подозреваю, что это не единственный сюрприз, который нам приготовила известная особа.

— Но что ж еще может случиться?

— Может. Ты подумай мама, что еще можно предпринять, очень хорошо подумай, а я навещу юную родственницу, — Эдик усмехнулся.

«В воздухе пахнет грозой», — мурлыкал он, оставляя мать в неприятных размышлениях.

…Майя чувствовала себя сегодня гораздо лучше. Похоже, что обошлось, падение было не таким серьезным, никакого внутреннего кровотечения нет. И голова уже меньше болит. Днем она поспала, а когда проснулась, лежать больше не захотелось. Попробовала встать, поняла, что сможет это сделать. Хватит лежать, надо уходить отсюда как можно скорее. В дверь постучали.

— Да! — крикнула Майя. Потом ойкнула, схватила одеяло, попыталась в него закутаться. — Эдик?

— Как себя чувствуешь? — внимательно посмотрел он на девушку.

— Нормально. Сейчас встану.

— И что дальше?

— Я хочу отсюда уйти.

— Это твое дело. Послушай, где Маруся?

— Маруся?

— Она ушла от меня. То есть, в московской квартире ее нет.

— Я… Я не знаю. Не знаю, где она.

— Ты ей не звонила?

— Звонила? А откуда же я знаю телефон?

— В самом деле: откуда? А про поезд кому рассказывала? Про то, что мы сошли вместе, сдернув стоп-кран?

— Не помню. Георгию Эдуардовичу рассказывала.

— Еще?

— Ольге Сергеевне.

— Так я и знал! Значит, ее проделки. «Пойду позвоню соседке». Ах, молодец!

— А что тут такого?

— Ничего. Ладно, пойдем ужинать. Или обедать, как здесь принято говорить. И приятного нам всем аппетита.

Вечер

Мясо у Вали слегка подгорело, картошка пересохла в духовке, салат был пересолен, но никто из сидящих за столом свое недовольство не высказывал. Только Наталья Александровна, ковырнув ложкой в тарелке, выразительно посмотрела на Олимпиаду Серафимовну:

— И долго вы собираетесь этим питаться? По-моему, надо дать объявление в газету или обратиться в агентство по трудоустройству.

Та ничего не ответила, серьги жалобно звякнули и затихли. Олимпиада Серафимовна была печальна. После паузы она обратилась к Майе, которая тоже вновь сидела сегодня за общим столом:

— Я рада, детка, что все обошлось. Ты бледна немного, но в целом выглядишь неплохо.

— Жаль, что ты сегодня утром не видела, как Ольгу Сергеевну арестовали, — возбужденно сказал Егорушка.

— Арестовали? — напряглась Майя.

— Она убийца, — таинственным голосом сообщил Егорушка. — А тебе теперь никто не будет надоедать. Ты случайно взяла пистолет, ведь правда?

— Да, — упавшим голосом сказала Майя.

— И мы рады детка, что все обошлось, — поддержала внука Олимпиада Серафимовна. — По-моему, мы прекрасно с тобой поладили, и, несмотря на все эти ужасные события, — она приложила к глазам платочек, — несмотря на события, все будет хорошо. Жизнь постепенно наладится, все войдет в прежнюю колею. Ты будешь учиться, писать картины. Мы все будем тебе помогать. Кто-то должен заниматься хозяйством, следить за этим домом.

— Вы, конечно, — съязвила Наталья Александровна.

— Ну, уж не вы, Наташа. У вас магазин. Вы всегда говорили, что работа важнее всего и требует постоянного на ней присутствия.

— Вы так же говорили про театр, Олимпиада Серафимовна. Что без вас там никак.

— Ах, я уже стара, Наташа! Так стара. И потом: я слегка преувеличивала. Насчет своей занятости. Мне давно пора и на покой. Но заниматься домом силы еще есть, — поспешила добавить Олимпиада Серафимовна.

— А я еще молода. У меня силы тем более есть.

— Да перестаньте вы! — не выдержал Эдик. — Делите шкуру неубитого медведя и даже не представляете себе, на ком она надета!

— Что это ты говоришь, внук?— сердито посмотрела на Эдика Олимпиада Серафимовна. Потом дальнозоркими глазами прицелилась к дорожке, идущей от калитки к дому. — А это еще кто? Что за особа?

Эдик тоже посмотрел в сад. Потом рассмеялся:

— А вот и развязка! Так я и знал!

Она шла к дому, неуверенно оглядываясь по сторонам, и комкала в руке какую-то бумажку, должно быть, с адресом. Сидящие на веранде удивленно переглянулись: в доме не ждали гостей. А меж тем она была уже возле веранды, женщина лет сорока с небольшим, когда-то яркая, волнующая брюнетка, а теперь слегка поблекшая, но все еще красивая, уверенная в своей женской привлекательности и силе. В руках у женщины был небольшой, сильно потертый чемоданчик и хозяйственная сумка.