Все под контролем

За те двадцать шесть лет, на протяжении которых проходили наши встречи с Шекспиром, я действительно привязался к нему. Хотя и не могу понять, почему. Мне были видны все недостатки Уильяма, о которых не знают ревностные почитатели его творчества. Да к тому же и виделись мы не слишком часто. Со временем наши встречи стали более продолжительными, чем в начале знакомства, но все равно, если сложить все те часы, что мы провели вместе, то в сумме не наберется и двух недель.

Быть может, причина привязанности, которую я испытывал к Шекспиру как к человеку, а вовсе не как к гению, заключалась в том, что за годы нашего общения у меня практически не осталось друзей в моем времени. Мир средневековой Англии, мир Шекспира сделался для меня куда более реальным, чем тот мир, которому я принадлежал по праву рождения. Все мои мысли были рядом с Шекспиром. Я жил лишь ожиданием назначенного дня нашей очередной встречи. Люди, которых я видел вокруг, казались мне бесплотными призраками. Я общался с ними лишь в силу необходимости и никому из них не мог рассказать о том, что со мной происходит, не рискуя прослыть в лучшем случае чудаком.

Единственным человеком, который, как мне казалось, понимал меня, был Марин. Мне даже не нужно было ничего ему объяснять, он как будто чувствовал мое состояние. Я думаю, причина подобного отношения заключалась в том, что Марину и самому нередко приходилось бывать в прошлом, и, в отличие от остальных, он мог понять, чем притягивает прошлое современного человека.

Кстати, с Мариным я виделся даже реже, чем с Шекспиром. Случалось, что он исчезал куда-то на несколько лет. Но в этом случае непременно объявлялся кто-либо из его помощников. Посылки с бумагой, чернилами и перьями доставлялись мне без задержки. А когда наступал момент отправиться в прошлое, кто-то неизменно оказывался рядом со мной. Чаще всего это был тот молчаливый светловолосый юноша, который принес мне первую посылку от Марина. За истекшие годы он превратился во взрослого мужчину.

А вот над Мариным годы были не властны. После двадцати шести лет нашего знакомства он оставался все таким же моложавым и подтянутым, как в тот день, когда я впервые увидел его в баре «Время от времени». Движения его, как прежде, были неторопливы, а взгляд – внимателен и остр.

В самом начале 1616 года по календарю Шекспира Марин неожиданно пришел ко мне домой, и у нас с ним состоялся серьезный разговор. Речь, естественно, шла о близящемся дне смерти Уильяма.

Марин сказал, что превосходно понимает мое нынешнее состояние. Ему и самому не раз приходилось оказываться в подобной ситуации, когда кажется, что именно от тебя зависят жизнь и смерть человека.

– Мне потребовалось время для того, чтобы понять, что это только иллюзия, – Марин как будто с сожалением развел руками. Но одновременно этот его жест напоминал движение фокусника, который хочет показать, что в рукавах у него ничего не спрятано. – Мы не властны над судьбами людей из прошлого. Временная спираль существует помимо нашей воли, и все, что должно случиться в том или ином времени, включая и наше, непременно произойдет. То, что нам известно чужое прошлое, накладывает на нас особую ответственность. Пытаясь изменить прошлое, мы лишь приносим страдания тем, ради кого это делаем. Помните об этом, Вальдемар.

– Последний раз я видел Шекспира в июле 1614-го, – сказал я. – Он передал мне рукопись пьесы «Два знатных родича». И, как мне показалось, его ничуть не обеспокоило то, что я не принес ему очередную пьесу. Он был вполне доволен собой и жизнью. Рассказывал, что прикупил дополнительный пай во вновь отстроенном после пожара «Глобусе». Что последняя его пьеса имеет успех у зрителей и приносит хороший доход… Очень переживал по поводу начавшейся в Олд Стратфорде кампании по огораживанию пахотных земель, которые собираются переводить в выгонные. Боялся, что понесет на этом серьезные убытки…

Я умолк, так и не сказав самого главного.

Но Марину это и не требовалось.

– Вы хотите сказать, что Шекспир вовсе не выглядел старой развалиной, – тихо произнес он. – Он не жаловался на здоровье и не думал о том, что жить ему осталось меньше двух лет. Верно?

– Шекспир скончался от лихорадки, возникшей после веселой пирушки с Беном Джонсоном, – сказал я. – Если отговорить Уильяма идти на нее…

– Тогда 23 апреля 1616 года он свалится с лестницы и свернет себе шею, – намеренно жестко перебил меня Марин. – Или просто ляжет спать и не проснется.

Поднявшись на ноги, Марин обошел кресло, в котором я сидел, и, положив руки на спинку, склонился над моим плечом.

– Уильям Шекспир умер 23 апреля 1616 года, Вальдемар, – произнес он полушепотом. – Это произошло почти шесть веков тому назад. Кем вы себя считаете? Господом богом, способным изменить то, что однажды уже случилось?

Он положил руку мне на плечо, требуя ответа.

– Нет, – едва слышно произнес я.