Все под контролем

В этом-то я как раз не сомневался. Сомнения вызывало у меня то, что Марин решил рассказать мне о своем, как он сам выразился, эксперименте. Зачем ему это понадобилось? Он удовлетворил свое любопытство, выставив при этом дураком инспектора Департамента контроля за временем. Так что же еще? Вряд ли он пытался удовлетворить подобным образом собственное тщеславие – он ведь понимал, что я не стану никому рассказывать об этой истории. Так, спрашивается, чего ради он пригласил меня на эту встречу в кафе? Просто чтобы угостить вином и ассорти из морских деликатесов?

Пока я думал над этим вопросом, Марин взял свою шляпу, лежавшую на краю стола, надел ее на голову и неторопливо поднялся со стула.

– Было приятно поговорить с вами, инспектор, – сказал он уже по-французски. – Но, к сожалению, мне пора возвращаться к своим делам.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил я.

Марин только улыбнулся в ответ и, лавируя между столиками, быстро зашагал к выходу с веранды. Оказавшись на набережной, он сделал всего три шага и словно растворился среди гуляющих.

Я не пытался преследовать его. Задание, с которым я прибыл в 1906 год, было выполнено. Время перевалило за полдень. Пора было собираться домой.

Глава 14

Закончив рассказ, Федор Николаевич Векслер обвел взглядом своих слушателей, которых к этому времени собралось уже человек двенадцать, а то и поболее. В Департаменте контроля за временем начался обеденный перерыв, и бар быстро заполнился людьми. И хотя Векслер вроде бы не собирался продолжать, самые искушенные из его слушателей знали, что это всего лишь театральная пауза, которую умело держит опытный актер, чтобы распалить интерес зрителей перед взрывным финалом.

– И это все? – спросил один из молодых инспекторов, для которого выступление Векслера было в новинку.

– Да, пожалуй, что и все, – Векслер взял чашку с остывшим чаем, сделал из нее глоток, недовольно сморщился и взмахнул рукой, подзывая помощника.

Минуты не прошло, как на столе перед ним появилась чашка свежезаваренного чая.

Сделав глоток, Векслер одобрительно хмыкнул и аккуратно поставил чашку на блюдце. Взгляд его скользнул по сплоченным рядам заинтересованных слушателей. Никто из них не знал, чем закончится история, и от осознания этого Векслер испытывал удовольствие, сравнимое с тем, что предвкушает актер, собирающийся произнести монолог, после которого представление зрителей обо всем, что они видели, перевернется с ног на голову.

– Но Марин не был бы Мариным, если бы за всем, что он делал, не стояли корыстные интересы, – Векслер поднял вверх указательный палец, призывая всех, кто его слушал, к вниманию. – Я ни в коем случае не хочу сказать, что Марин корыстный человек. Более того, я могу поведать вам не одну историю о том, как он отказывался от собственной выгоды ради того, чтобы поставить на место какого-нибудь распоясавшегося прохиндея, который ровным счетом ничего не понимал в искусстве, но при этом считал, что способен в корне изменить представления людей о прекрасном. И все же Марин был и остается контрабандистом. Это его призвание и его судьба. Запомните это, друзья мои. Я-то уже на пенсии, а вам, я уверен, еще не раз предстоит столкнуться с его художествами.

Что касается истории, о которой идет речь, – Векслер вновь сделал паузу, придав лицу таинственное выражение. – Надеюсь, все, что будет здесь сказано, останется между нами?

Народ, собравшийся вокруг столика Егоршина, зашумел. Каждый хотел сказать что-то свое, но в результате получался только гомон, из которого невозможно было вычленить ни единого членораздельного звука.

Векслер взмахнул рукой, и в баре мгновенно воцарилась тишина.