Все под контролем

– Слухами мир полнится, – таинственно улыбнулся инспектор. – А когда художник создает гениальное творение, весть о нем разносится молниеносно.

– Гениальное… – Леонардо усмехнулся и с озадаченным видом покачал головой. – Боюсь, друг мой, тебя ввели в заблуждение. Портрет получился неплохой, но лично я считаю его далеко не лучшей из своих работ. К тому же я пока еще не расстаюсь с надеждой написать нечто такое, что обессмертит мое имя в веках.

– Ты и без того уже стал легендой, – не смог удержаться Ладин.

Леонардо только пренебрежительно взмахнул рукой.

– За портрет Моны Лизы я взялся исключительно ради денег. Но натура, с которой я его писал, оказалась такой великолепной, что я невольно увлекся. В результате картина получилась столь хороша, что дель Джокондо отказался ее брать, – Леонардо усмехнулся. – Он сказал, что портрет получился слишком уж фривольным. Но, – художник интимно понизил голос, – видел бы ты его женушку. Такая красотка!

Леонардо приложил кончики сложенных щепотью пальцев к губам и изобразил восторженный поцелуй.

– Так, значит, картина все еще у тебя? – с надеждой спросил инспектор.

– Увы…

Прервав художника, открылась дверь мастерской.

Леонардо принял из рук заглянувшего в комнату подмастерья поднос с высоким кувшином, наполненным красным виноградным вином, и двумя стеклянными чашами в серебряных подставках в виде опрокинутых цветочных бутонов с декоративно выгнутыми лепестками, и поставил его на стол с восьмиугольной столешницей, инкрустированной слоновой костью и серебром. Сняв с кувшина крышку, он наполнил чаши вином и протянул одну из них гостю.

– Ты сказал «увы», – напомнил мастеру инспектор. – Что это значит?

– Увы, в том смысле, что ты не сможешь увидеть картину, поскольку ее у меня нет.

– Но ведь синьор Джокондо отказался от портрета.

– Нашелся другой покупатель. – Леонардо сделал глоток вина и, вытянув руку, отнес чашу с вином в сторону, чтобы взглянуть сквозь нее на солнечные лучи, скользящие по подоконнику. – Картина была мне совершенно безразлична. Я бы, не задумываясь, продал ее и за половину той суммы, что обещал мне дель Джокондо. Плата же, предложенная внезапно объявившимся покупателем, оказалась такой, что я не смог отказаться.

– Надо же… – не в силах скрыть досаду, Ладин резко дернул подбородком. – И давно это случилось?

– Вчера днем, – ответил Леонардо.

Реакция гостя на то, что картина, которую он хотел увидеть, уже покинула мастерскую художника, показалась мастеру несколько чрезмерной, но он деликатно сделал вид, что не обратил на это внимания.

– Кто покупатель? – Ладин невольно заговорил как истинный инспектор, ведущий допрос свидетеля.

– Представления не имею, – Леонардо провел перед собой рукой, в которой держал чашу с вином, пропустив ножку подставки между пальцами. – Я видел его впервые. По одежде – человек среднего достатка. Не очень удачливый торговец или, напротив, преуспевающий ремесленник. Скорее всего, не местный. И даже не итальянец.

– Почему ты так решил?

– У него была очень странная речь. Он правильно произносил слова, но при этом строил фразы так, что, почти не рискуя ошибиться, можно было предположить, что язык, на котором он объяснялся, для него не родной, – Леонардо сделал глоток вина и задумчиво посмотрел на застекленную оконную раму. – Полагаю, он купил картину не для себя лично, а выполняя чье-то поручение.

Ладин приподнял левую бровь и вопросительно посмотрел на Леонардо.

Художник усмехнулся:

– Он только мельком взглянул на картину. Спросил лишь: «Это Джоконда?» А получив утвердительный ответ, тут же заявил, что желает ее купить.

– Сколько он заплатил?

– Извини, друг мой, но этого я тебе сказать не могу, – хитро улыбнувшись, покачал головой Леонардо.

Ладин с пониманием кивнул.

– А тебе известно, как можно отыскать этого покупателя?

– Зачем он тебе? – Леонардо подозрительно прищурился, но это была всего лишь игра, а вовсе не попытка выведать у гостя что-то, чего он сам не хотел говорить. – Хочешь перекупить у него картину?

Инспектор улыбнулся шутке мастера, но улыбка получилась откровенно фальшивой.

– Хочу всего лишь взглянуть на нее, – сказал он в свое оправдание.

– Зачем? – таинственным полушепотом произнес Леонардо. – Картина – это всего лишь запечатленный образ, который никогда не сравнится с живым оригиналом. Правда, мой подмастерье, как я полагаю, по-настоящему влюбился в нарисованную мною Джоконду. Впрочем, юноше это можно простить…

– А Франческо ничего не знает о человеке, купившем картину? – довольно бестактно перебил художника инспектор.

Поскольку сам Леонардо ничего не мог сообщить о таинственном покупателе, подмастерье художника оставался единственной ниточкой, которая могла вывести на его след.

Леонардо как-то странно глянул на своего гостя. Поставив чашу с вином на стол, он приоткрыл дверь на лестницу и, выглянув за нее, зычно крикнул:

– Франческо!

Не прошло и минуты, как запыхавшийся подмастерье влетел в мастерскую.

Мастер глянул на него, сурово сдвинув брови к переносице, словно собирался уличить юношу в каком-то неблаговидном поступке, который тот тщетно пытался утаить.