Все правые руки. Разрыв – 3

Как ни крути, а занимать пост Постоянного Представителя в Совете Безопасности ООН после загадочной смерти в феврале 17-го Виталия Чуркина, было сродни неподъемной задаче. Хотя почему загадочной? Загадкой это было для обывателя, покорно поглощающего информацию, которую ему скармливают СМИ. Для сотрудников дипмиссии России и ее представителей при ООН эта смерть не была тайной за семью печатями. Как ни странно, но она была ожидаема, а потому – неизбежна. Уж больно Виталий Иванович был во всех отношениях неудобен местному истеблишменту своим стойким патриотизмом, блестящим владением дипломатической аргументации, неуступчивостью интересами, представляемой им страны и острым языком, не переходящим, однако, за черту грубого хамства, в отличие от своих извечных оппонентов из Пиндостана и Мелкобритании. Неспроста же ему даже был установлен памятник в Сараево с красноречивой надписью «Спасибо за Русское Нет», случай беспрецедентный в мировой практике. Но на Родине патриотизм своего сына попытались не заметить, поэтому министр иностранных дел Калантаров, хлопотавший в это время о «виде на жительство» в США для своей внучки, отказал инициативной группе в размещении на фасаде мидовского здания мемориальной таблички в честь заслуг покойного. Парадокс сегодняшнего дня заключается в том, что к нашим патриотам за границей, порой относятся лучше, чем на Родине. Вообще, положа руку на сердце, внешняя политика при последнем министре «странных» дел мало чем отличалась от козыревского «чего изволите», разве что в риторику немного добавилось упрямых ноток несогласия с «генеральной линией» мирового гегемона. Чуркин никак не вписывался в эту структуру. Его неоднократно предупреждали о том, что против него готовится либо грандиозная провокация, либо покушение, но он с истинным русским фатализмом отмахивался от предостережений, считая, что лучше быть последним часовым на посту охраны чести и совести, чем первым дезертиром с поля битвы между добром и злом. Газеты тогда писали, что ему стало плохо еще в здании ООН и умер де он от сердечного приступа. Типа не выдержало сердце еще далеко нестарого человека, бешеного ритма и постоянного напряжения. И хоть первоначальный диагноз, сделанный штатовскими патологоанатомами, и был подтвержден отечественными специалистами, тот факт, что его тело несколько дней не передавали российской стороне, наводил на мысли о его отравлении летучими соединениями, для распада которых требовалось некоторое время. Эту версию, в конце концов, подтвердила следственная бригада, прибывшая из Москвы. В его кабинете (постоянные члены СБ имели свои кабинеты в здании ООН) следователи обнаружили странно потемневшую лампу настольного светильника. Экспертиза показала, что она была смазана веществом, которое при нагреве дает очень сильные ядовитые испарения, при их вдыхании провоцирующие сердечный спазм у людей, предрасположенных к сердечным заболеваниям. Внутри кабинета камер наблюдения не было, а расположенные в коридоре показали, что накануне в кабинет заходила ооновская уборщица, якобы для приборки. Камеры отлично зафиксировали ее лицо, но вот найти ее, чтобы провести хотя бы опрос, не представилось возможным. Она просто растворилась, да и в списках местного персонала женщины с такими чертами лица обнаружено не было. Сотрудники российского диппредставительства понимали, куда ведут дорожки этого преступления, но по неизвестной причине в МИДе решили не педалировать эту тему. Следствие было закрыто, а на его материалы был наложен гриф «совершенно секретно». На этом все и закончилось. Пребывая в шоке от случившегося, Россия какое-то время определялась с выбором кандидатуры на «расстрельный» пост Постоянного Представителя при Совбезе, пока не остановила свой взор на ничем непримечательном доселе Василии Алексеевиче Небензи, пребывавшем в тени славы своего предшественника. Перед ним стояла двуединая задача по поддержанию высокого стандарта дипломатического искусства, выпестованная Виталием Ивановичем в яростных баталиях с откровенными врагами Отечества и лукавыми «друзьями», кои, как известно гораздо опаснее самых злых недругов и ни в коем случае «не спускать флага» перед сильными мира сего. А это автоматически означало, что он должен будет ступить на ту же опасную для жизни дорожку, что и его покойный коллега. И он, как человек кристальной чести и отваги (что, увы, среди работников дипведомства большая редкость) не питал по этому поводу никаких иллюзий.