Все прекрасное началось потом

Он держал ее за руку во тьме, и они вдвоем, покинув этот мир, провалились в другой.

Глава восьмая

Когда Ребекка открыла глаза, было все еще темно. Генри уже не спал – он стоял у закрытого жалюзи окна. В спальню струился прохладный воздух. Она сбросила с себя простыню.

– Чудесно! – проговорила она.

Он обернулся.

– Ты удивишься – еще такая рань.

Сквозь открытые жалюзи Ребекка видела ярко освещенную квартиру напротив через улицу. Какой-то мужчина, без рубахи, стоял там, склонившись над кипящей кастрюлей. Генри пошел на кухню, принес пару стаканов апельсинового сока и поставил их на ночной столик.

– Видишь его? – спросил он.

Мужчина погрузил кучу белых полотенец в клубы пара.

– Чего это он? – полюбопытствовала Ребекка.

– Кипятит полотенца.

– Он, кажется, такой несчастный, – заметила она.

Ребекка оторвала голову от подушки и широко распахнула глаза.

– Этот тот самый малый, который оставил рыбу у меня под дверью.

– А почему он такой несчастный?

– Пять лет назад такси, выскочившее из-за поворота, сбило его жену с ребенком.

Ребекка тяжело вздохнула.

– Малыш погиб, а жена, когда выписалась из больницы, бросила его – уехала к предкам в деревню. Соседка снизу рассказала, – объяснил Генри.

– А ты как с ним познакомился?

– Еще не успел… но, кажется, уже все соседи знают, что здесь живет иностранец.

– Значит, он знает, что ты живешь один?

– Ну да, как и все остальные.

– Тогда почему он оставил тебе две рыбины?

– Не знаю – может, думает, я тут голодаю.

– А может, ему хотелось отужинать вместе с тобой?

– Ты правда так думаешь?

– Просто, думаю, ему очень одиноко, – сказала Ребекка.

– Но на улице, у него под балконом, всегда полно народу…

– Это еще ни о чем не говорит, – прервала его Ребекка. – Одиночество – это словно бы тебя, совсем одного, бросили в космосе, а рядом нет ни души.

– Красиво, – заметил Генри. – Красиво сказано, правда.

Затем Генри поделился с нею грустными воспоминаниями из своего детства.

Ребекка неотрывно наблюдала за мужчиной с голой грудью. Тот стоял, сгорбленный, словно под тяжестью непосильной ноши – бремени прошлого, которое определило его горькую участь, перечеркнув жизнь.

Глава девятая

– Ну бывай, Генри, – сказал папа.

– Ты же не будешь бояться, правда, родной? – сказала мама. – Если что, мы тут рядом, у соседей.

Генри кивнул.

– Хорошо, мам.

– Если братишка проснется, беги к нам и скажи, ты ведь смышленый мальчик.

– Мам, я все знаю, я смогу.

– Ты правда не будешь бояться? – ласково переспросила она.

– Он же у нас молодчина, Гарриетта, – сказал папа. – Мы опаздываем.

В доме было довольно тихо – только где-то поскрипывало, а в кухне потрескивало, и кот Дункан шуршал лапами, занимаясь своими кошачьими делами. Телевизор работал. Генри сел. Перед ним стояла тарелка печенья с сухофруктами, а рядом – большой стакан оранжада. За окном было еще светло. Под проливным дождем мимо проносились машины.

Когда мультфильм закончился, Генри подумал – они должны вот-вот вернуться. Он встал перед телевизором, ожидая, что будет дальше.

У него на майке были картинки Человека-Паука. Он видел свое отражение в телевизоре. Мальчик в очках застыл в неподвижности. Они оба ждали, что будет дальше.

Потом Генри решил проверить, как там его братишка. В конце концов, это была его главная забота. Когда они куда-нибудь уходили, дом оставался на нем.

Генри был на пять лет старше брата, но они походили друг на дружку как две капли воды. Брат всюду совал свой нос – тыкал пальцами куда ни попадя и хватался за все подряд, кривя рожицу в неуемном упрямстве. Весь такой слюнявый. В вонючих подгузниках, тяжелых и теплых, как пакеты с рыбой или чипсами. А эти его ужасные вопли! И волосики-пушинки, такие невесомые, что упорхнут, только дунь. Генри вспомнил и эти черные глазенки, когда брата привезли домой из больницы. Мамуля дала Малышу пососать пальцы Генри.

«Прямо как я, когда уплетаю крыжовник», – заметил тогда Генри. И все рассмеялись.

На головке у Малыша сейчас не было ни волосинки. И сейчас он был почти один. Генри нравилось подбрасывать его на кровати. На нем был мягкий синий комбине-зончик. На молнии. С вышитой рыбкой. Она улыбалась, подмигивая одним глазом.

Генри стоял в комнате брата. Запах дезинфицирующего средства и детской присыпки приводил в отчаяние. Жалюзи были опущены. Свет, хоть и мягкий, горел ярко – было все хорошо видно.

Брат дышал быстро. Ручонки совсем малюсенькие, в складках там, где надо.

За окном вдруг залаяла собака.

Брат тут же открыл глаза. И, моргая, повернул голову. Заметил Генри – и улыбнулся, а потом расплакался.

– Не реви, – сказал Генри. – Мама тут, рядом.

Генри просунул руку сквозь прутья его кроватки – не помогло.

Тогда он сплясал и спел песенку про медвежат, у которых был учителем в школе.

– Тебя я тоже буду учить, когда станешь взрослым, как я, – сказал Генри.

Мордашка у брата вся раскраснелась от слез. Глазенки припухли.

Только бы перестал реветь! Мама с папой с ума сойдут, узнав, что он проснулся, и будут ругать за это его, Генри.

Генри уже было собрался бежать к соседям, и тут вдруг ему пришло в голову сунуть малышу игрушку.