Вечером в пятницу Люся решила поехать домой на метро, чтобы встретить там бабу Нину. Спускаясь по эскалатору, Люся заметила новых призраков, которые то и дело выясняли отношения между собой. Один из них громко сказал другому:
— Все вы верующие грешники, а мы не верующие не являемся такими! Вы даже за это убить готовы!
Как только Люся спустилась с эскалатора, сразу же нашла спорящих между собой призраков и подошла к ним. Один из них был молодой и красивый мужчина, словно с обложки журнала, второй был похож на человека с завода — взрослый, вымотанный, хмурый, в перепачканной сажей одежде.
— Простите, Вы сказали, что все верующие грешники… Что Вы имели ввиду?
— А ты откуда взялась такая проныра? Ты вроде ещё живая. Как звать-то тебя? — поинтересовался молодой призрак.
— Люся. Так что там с моим вопросом?
Вымотанный призрак решил присоединиться к их разговору:
— Милочка, он имел ввиду, что мы все верующие что-то плохое вытворяем.
— Не что-то плохое, а самые ужасные деяния! — продолжил первый.
— Ну и какие же, например? — не успокаивался второй.
— Вы натворите делов, а потом идёте грехи отмаливать, думая, что кто-то вам их отпустит. И снова идёте грешить! А вам никто их не отпускал, просто словами успокаивали и всё!
— Врёшь ты всё, молодежь проклятая!
— Вот видишь, я у него уже молодежь проклятая. А я даже на оскорбления не переходил!
— Но Вы же назвали верующих грешниками, он посчитал это за оскорбление. — пояснила Люся.
— А Вы, милочка, как сами считаете? — спросил второй призрак.
— Считаю, что это всё пустая трата времени.
— Как это? Вы что, атеист? — поинтересовался второй.
— Нет, но и не верующая. Уже. Я имела ввиду, что это лишь нами созданные рамки. Мы же сами решаем оскорбиться нам на что-то или нет. Никто не вправе решать за взрослого и адекватного человека как ему себя вести.
— Но ведь там же всё расписано! — возмутился второй.
— А Вы маленький мальчик, чтобы жить по указке и не можете сами планировать свою жизнь без приключений на свою задницу? — спросила Люся, сменив на недовольный тон в голосе.
— Вот! Умница! — воскликнул первый.
— Грубиянка! — буркнул второй и исчез.
— А ты я смотрю подкована в этом вопросе. Зачем тогда спрашиваешь? — поинтересовался первый. — Меня, кстати, Леонид зовут. Можно просто Лёня.
— Да не могу я смотреть на то, как люди убиваются не понятно из-за чего! Ведь и вправду, они грешат больше других и им кажется, что им всё с рук сойдёт! Они не думают о том, как сделать так, чтобы избежать неприятного события. Они просто делают как хотят и всё.
— Правильно. Обычный человек не будет учить другого как жить, но они же каждому указывают на неправильность. Но им указывать нельзя. Они тебя своей книгой до смерти забьют, как меня.
— Всмысле?
— Да шучу. Просто я в одном баре стихи Маяковского читал, а когда другой рассказывал стихи на религиозную тему, я подавился оливкой, и никто из зрителей этого и не заметил, даже скорую не вызвали. Так и сидели, рукоплеская автору религиозных стихов, потом одушевлённые выходя из бара, сказали, что я просто напился и уснул на его стихах, а я даже не пил! Я оливки ел! В общем… Так на меня и забили со своей религией.
— Печально…
— Ты, кстати, приходи сюда почаще. Я тебе стихи почитаю.
— Спасибо, я поеду домой, уже поздно. До свидания! — ответила Люся, заходя в вагон предпоследнего поезда.
— До скорой встречи! — и Леонид помахал ей рукой во след.
В этот вечер Люся так и не встретила бабу Нину, но зато нашла ответ на свой вопрос и нисколько не пожалела о том, что отошла от религии. "Лучше жить честно от души, а не притворяться честным человеком ради получения похвалы после смерти. Иначе, что это за жизнь такая, вся в притворстве… чужая жизнь. Не своя. А зачем человек надевает на себя маску праведника, если таковым на самом деле не является? Нечестно.".
Услышав на кухне разговор Люси с пустотой, Антонина Ивановна поинтересовалась:
— Ты чего там бормочешь на ночь глядя?
— Ну как так, Антонина Ивановна? Они же верующие, добрыми должны быть, помогать другим…
— Дитятко моё… смотря во что они верят!
— Это как это?
— Были времена, когда люди поголовно верили в существование ведьм и каждый, у кого дела или здоровье его или его семьи становились плохи, они непременно стремились обвинить в колдовстве того, которому сами отказались помочь.
— Но они же сами отказались! Причём здесь уже их проблемы?
— Они всячески пытались доказать в суде виновность в своих проблемах женщин, которые, например, плохо выглядели, отличались внешне от других наличием бородавок, которые ни у кого отродясь не видели и поэтому считали, что это проделки Сатаны и что это для его помощников способ питаться кровью этих дамочек. Всякий боялся любых лишних выпуклостей на теле женщин и считали их ведьмами!
— Ведьмами? Но ведь они могли быть больны неизвестной ещё тогда болезнью!
— Это никого не волновало, особенно когда женщина от обиды роняла фразы, которые приводили их в испуг.
— Сами творили, а потом боялись какой-то фразы? — удивилась Люся.