Всё про наш класс. Наташины рассказы

Я не утерпела и написала на промокашке: «Я поняла. Валя всё перепутала». Когда Нина Ивановна отвернулась, я быстренько передала промокашку на другой ряд — Марине. Она прочитала, и на щеке её прокололась ямочка, как на розовом грибном рыжике.

Марина вернула мне промокашку. Там было написано: «Я тоже знаю».

Как только кончился урок, мы потащили Валю в коридор.

— Всё на свете ты перепутала, — сказала я. — Деньги платят тем людям, которые делают какие-нибудь вещи. Столы, например, парты. Школы строят, дома, самолёты, корабли… В общем, которые приносят пользу. Или детей учат, как наша Нина Ивановна.

Тут и Марина взялась объяснять:

— Ты подумай, за что тебе платить деньги? Говоришь, что работаешь. Хорошо. А если, допустим, человек письмо пишет, очень красиво, старается, чтобы не было ошибок. Или рисует для себя картину. Скажи, это работа?

— Ну, работа, — согласилась Валя.

— А разве он деньги за это получает?

Валя подумала и растерянно сказала:

— Не получает…

— Ага! — обрадовалась Марина. — Значит, и тебе не за что платить.

А я вот ещё о чём догадалась:

— Мы, — говорю, — для того и учимся, чтобы потом, когда вырастем, умели хорошо работать. Пользу приносить. Тогда нам и будут платить деньги. А сейчас ты получаешь деньги неправильно.

Мы так дружно вдвоём насели на Валю, что совсем сбили её с толку. Теперь она смотрела на нас и хлопала глазами.

— Что же мне делать? — наконец спросила она.

— Верни деньги маме, — сказала Марина. — Или ты их уже потратила?

— Что ты! — испугалась Валя. — Все целы. Двадцать два рубля сорок копеек.

— Можно и не возвращать — сказала я. — Будет 8 Марта, ты и купи на эти деньги хороший подарок маме.

Валя даже в ладоши захлопала от радости:

— Правильно! Я так и сделаю! Такой подарок куплю, такой подарок, что мама и не поверит!

Комик Гоша

Одни люди как-то сразу понимают. Взять Свету Куклину. Отругала её тогда Нина Ивановна за то, что плакала из-за кляксы на бантике, да мы с Мариной побывали у неё дома — с тех пор Свету будто подменили. Сегодня Нина Ивановна вызвала её читать, так все удивились. Раньше на каждом слове спотыкалась, мэкала, бэкала, а тут почти без запинки прочитала. Вот чего можно добиться, если очень захочешь. А ведь не прошло и недели, как она написала в газете, что будет стараться хорошо учиться.

Зато Гоша, я думаю, безнадёжный человек. Сколько уж раз давал слово взяться за ум. А что толку? Сегодня опять по математике двойку получил. Домашнюю работу не сделал.

Может, и правда всем звеном поколотить его? Только ведь и поколотить невозможно. Снова, кроме смеха, ничего не получится. Он такое каждый день вытворяет — все за животы держатся.

Вчера перед последним уроком стал просить учительницу, чтобы она отпустила его.

— Зачем тебе? — спросила Нина Ивановна.

— Из поликлиники мне открытку прислали — велели сегодня к врачу прийти.

— Так поздно? — удивилась Нина Ивановна.

— Да, к пяти часам.

— Открытка у тебя, конечно, с собой?

— Открытка? — зачем-то переспросил Гоша. — Нет, она дома.

— Ну, хорошо, — сказала Нина Ивановна, — половину урока ещё посидишь, и я тебя отпущу. А открыточку завтра не забудь принеси мне.

Всего минута прошла, как начался урок, — вдруг в дверь просовывается растрёпанная голова какого-то мальчишки, глазами по классу шарит.

— Тебе кого надо? — спросила Нина Ивановна.

— Гошку мне. Белоусова.

— Зачем он тебе понадобился?

— Так мы на каток уговорились идти!

Тут такой смех в классе поднялся! Мальчишка скорей дверь закрыл. Смотрят ребята на Гошу и смеются.

— Понятно, — говорит Нина Ивановна, — откуда тебе открытку прислали. Приглашение на каток.

Но Гошу разве чем проймёшь! Вздохнул, почесал в затылке и до того несчастную рожицу сделал — ещё пуще загоготали ребята.

А сегодня — новый номер. Мало того, что двойку получил, так он ещё и уснул на уроке. Я слышу, кто-то посапывает за спиной. Да так сладко, с присвистом. Оглянулась — Гоша. Сидит и спит. И другие ребята оглянулись. Нина Ивановна подошла. Положила руку ему на плечо и говорит:

— Доброе утро.

Гоша вздрогнул, глаза выпучил.

— Ай-яй-яй! — сказала учительница. — Измучился. Всю ночь прозанимался. Бедненький. На уроке уснул.

— Я не виноват, — сказал Гоша.

— Ах, перышко в подушке виновато. Щекотало и не давало уснуть.

— Вы не смейтесь, Нина Ивановна. Я и правда не виноват.

— А кто?

— Телевизор. Третий период знаете когда закончился? Может быть, в двенадцать часов. Наши как забросили шведам…

— Обожди, — перебила Нина Ивановна, — а если бы хоккейный матч до утра продолжался?

Гоша подумал и сказал:

— До утра бы, наверно, не выдержал.

В классе, конечно, хохот.

А Гоша оглядел ребят и обиженно сказал:

— Смешно! Вам бы так! Вам бы нашего Графа! Ничего не понимает. Не даёт утром спать, и всё! Одеяло зубами стащит, и лапой по лицу — бемц!..

Вот так и мучаемся с Гошей. Нет, с ним нашему звену первого места не видать. Может быть, подумала я, попросить Нину Ивановну — пусть пересадит его за мою парту? Вместо Игоря. Буду его заставлять хоть на уроке слушать внимательно да смотреть, чтобы не ленился писать. А то Рита, которая с ним сидит, и сама-то почти на одни тройки тянет.