Все продается

Я медленно встал. Он все с той же улыбкой молча смотрел на меня. Меня остановил Кэш. Схватил меня за руку.

– Эй, Пол, пойдем. Ты говорил, что хочешь пораньше лечь. Пойдем поймаем такси.

Я понимал, что Кэш прав, и позволил ему вывести меня из бара.

– Послушай, с этим парнем драться не стоит, – говорил Кэш, когда мы садились в такси. – Посмотри на все это с другой стороны. Он хотел устроить драку, но у него ничего не получилось.

– Подонок, – сказал я. – Вот уж он – настоящий подонок.

Я был взбешен. Мысленно я представлял себе, что бы я сделал с Джо в «Биаррице», если бы Кэш не остановил меня.

Через несколько минут, немного успокоившись, я спросил Кэша:

– Это правда – то, что Джо сказал о себе и Дебби?

– М-м, не знаю. Кажется, пару лет назад они какое-то время встречались. Наверно, поэтому он все еще зол на нее. – Кэш похлопал меня по руке. – Послушай, забудь о том, что он говорил. Дебби была отличной девушкой.

– Да, – подтвердил я.

Такси остановилось возле моего подъезда.

– Да, – повторил я.

Седьмая глава

Я не мог успокоиться весь следующий день. Я видел того сукиного сына рядом с тем местом, где погибла Дебби. Очевидно, он и был тем мерзавцем, о котором рассказывала Фелисити. Тем самым, который помыкал Дебби и избил ее, когда она узнала, что он женат, и сказала ему об этом.

Чем больше я думал о Джо, тем больше выходил из себя. Я был недоволен собой, недоволен тем, что накануне вечером ушел из бара, не поколотив его. Я решил пойти к Джо и узнать, что же произошло той ночью. Я понимал, что это глупо, но был полон решимости выполнить свое намерение.

Я позвонил Кэшу и спросил адрес Джо – Кэш не хотел говорить, но я настоял на своем. Я выждал до семи часов – по моим расчетам к этому времени Джо уже должен был быть дома – и отправился в Уондзуорт.

Джо жил в тупике. По обе стороны узкой улочки стояли большие красные дома времен Эдуарда – типичные жилища банкиров среднего достатка начала двадцатого столетия.

Спокойная безлюдная улочка изнывала от жары и духоты. Дома здесь давно не ремонтировались, на дверях и оконных рамах облупилась краска, грязные, пыльные стекла в окнах нередко были разбиты. Большинство коттеджей было перестроено в многоквартирные дома для одиноких жильцов или бездетных пар, работавших в Сити. Между мусорными контейнерами шмыгнул какой-то зверек. Я замер. Кошка? Городская лиса?

Во мне росла неуверенность. Я понятия не имел, какой будет реакция Джо, когда он увидит меня. Я не знал о нем ровным счетом ничего, разве лишь то, что он непредсказуем и иногда очень агрессивен. Весь день я придумывал слова, которые скажу ему при встрече; теперь все они казались мне совсем неубедительными. Я остановился на проезжей части улицы. Тут я вспомнил Дебби. Я представил себе, как она, облокотясь на стол с развернутой на нем «Мейл», дразнит меня своей широкой улыбкой, искрящимся взглядом. Я ощутил новый прилив злости.

Дом Джо оказался в самом конце улицы. Он стоял одиноко, высокий, узкий, выложенный из красного кирпича, с двумя крохотными башенками в викторианско-готическом стиле. Я сделал всего несколько шагов по узкой дорожке, и большие кусты рододендрона, блестящие темно-зеленые листья которых давали немного тени, заслонили от меня улицу.

Откуда-то доносился приглушенный детский плач, быть может, из комнат на противоположной стороне дома. Я нажал на кнопку звонка. Никакого ответа. Впрочем, ребенок, похоже, услышал звонок и закричал громче. Его охрипший, рассерженный голос прорезал удушающее молчание улицы.

Неужели Джо оставил в доме плачущего ребенка? Возможно, но где же его мать? Лавируя между клумбами, я подошел к окнам. В просторной кухне весь стол был завален полуприготовленной пищей. На полу валялись кухонный нож и кусочки мелконарезанного лука. В стоявшей на плите сковородке готовилось какое-то мясное блюдо, соус и жир выплескивались на пламя.

Я перешел к следующему окну. Так и есть: в гостиной, съежившись в клубок на диване, неслышно всхлипывала женщина.. Она спрятала лицо в коленях, и я не мог его видеть, но ее плечи время от времени вздрагивали.

Я постучал в окно. Женщина на диване, казалось, не слышала стука. Я постучал сильней, так, что стекла задребезжали. Женщина подняла заплаканное худое лицо, обрамленное влажными локонами свето-каштановых волос. Она вроде бы попыталась сосредоточить взгляд на окне, потом снова бессильно опустила голову на подушку.

В противоположной стене гостиной я заметил застекленную дверь, выходившую в небольшой садик. Я обогнул дом, перепрыгнул через закрытую калитку и оказался в садике.

Я стоял у застекленной двери, на пороге со вкусом обставленной гостиной. Ноги женщины в мягких сандалиях находились в нескольких футах от меня. Ребенок на минуту замолчал; конечно, он прислушивался к новым звукам, доносившимся до него из мира взрослых. Теперь я слышал негромкие, глубокие всхлипывания женщины. Я прокашлялся.

– Добрый день.

Никакого ответа. Женщина должна была слышать меня. И все же она не обращала на меня внимания.

Я подошел к дивану и, осторожно прикоснувшись к ее плечу, спросил: