Все против всех

Женат он был на купчихе. Имел двух сыновей и двух дочерей. Одна пошла по стопам отца, стала врачом и умерла от туберкулеза в молодом возрасте, другая стала актрисой и прожила бурную, долгую и интересную жизнь.

В 1918 году семья застала многократную смену властей. А 1 июля 1919 года старший сын, тоже Николай, нарушил веселье семейного торжества криком: "Мама! Красные в Перми!" За этим последовала мобилизация в армию Колчака отца и старшего сына.

Отца тогда мобилизовали в качестве начальника госпиталя, а сына юнкером.

И Николай-младший - ему было восемнадцать лет - прощался с семьей, плакал, слушая звуки "Вечернего звона", и говорил: "Не пришивайте погоны слишком крепко, мама..." От него долго не будет писем, а потом внезапно одно, из далекого Николаевска-Уссурийского: "Мама, я жив. Еду повидать виды Востока". И снова его следы теряются, на сей раз на двадцать пять лет. Пока возвращавшиеся после Второй мировой войны из Китая эмигранты с КВЖД не сообщат: Николай С. в 1929 году был жив, здоров, женат, имел дочь, жил в Шанхае и потом, когда войска китайской Красной Армии приблизились к городу, отплыл в Австралию, где его следы потерялись окончательно.

А что с отцом, Николаем-старшим? Он предусмотрительно взял с собой в кошмарное отступление осенью и зимой 1919-1920 годов всю семью. И правильно сделал - в августе 1919 года их городок был взят кавбригадой Г. Томина, причем бой шел на улицах. На некоторое время семья задержалась в Омске, где четырехлетняя младшенькая (будущая актриса) дочка собственноручно преподнесла букет цветов Колчаку.

Потом - самое страшное. Отступление по Транссибу зимой. Крушение поезда. Отец пропадает без вести. И, представьте, догоняет ушедший состав - обмороженный, ободранный, но догоняет. Чуть-чуть не погибает под колесами состава все та же отчаянная младшенькая. Она устроила качели... между вагонами.

Наконец - замкнувшееся под Красноярском кольцо окружения. Тиф, уложивший в лазарет всю семью. Кроме младшей дочери - воистину ее хранило провидение: в эти дни она отморозила ноги, но удалось спасти девочку. Штабеля трупов на улицах сибирского города Ачинска (там красные расстреляли в полном составе целую дивизию чехов).

И нагрянувшие в лазарет красные партизаны: "А ну, контра, показывай, где офицерье!" А "офицерье" - в соседней комнате с замурованной дверью. Им через вентиляционное окошко Николай С. раз в день спускал еду. Потом, когда смертельная опасность схлынула, он даст офицерам фальшивые солдатские документы и выведет из города. Понимал ли он всю смертельность риска, и не только для себя - для всех родных? Мы сейчас знаем, как могли с ними расправиться. В книге С.Мельгунова "Красный террор в России" есть эпизод, где красные медсестры - именно так! - разбили голову белого доктора о кирпичную стену в Таганроге. Но Николаю С. повезло - партизанам нужно было позарез опохмелиться, и аптечный денатурат пришелся как нельзя кстати.

А затем... А затем у партизан тоже тиф, тоже раненые - в общем, "дохтура" мочить нельзя, хоть и в погонах. И поедет семья обратно в родной город по Транссибу весной 1920 года уже под алым стягом. Будет Николай С. снова начальником госпиталя, только уже в 5-й армии товарища Тухачевского. Не правда ли, ситуация прямо со страниц "Доктора Живого" или романа И.Римской-Корсаковой "Побежденные"?

И сие сохранит семье жизнь. Хотя их лишат избирательных прав и вручат отчаянной младшей дочери "волчий билет", закрывший для нее двери вуза. В ответ девушка запустит чернильницей прямо в физиономию партийному чину. А ее второй брат Александр пустит себе пулю в висок:

И в дальнейшем, уже после нэпа, судьба опять даст семье небывалую по тем временам поблажку. Николай С. был страстным охотником, и... местные чекисты тоже. Так они и ходили на уток вместе с "врагом народа": азарт превыше классовой бдительности!

Младшая дочь и тут была верна себе - говорила чекистам все, что думала о них и о Сталине: те даже терялись от такой дерзости. Парадокс: Николай С. умер в своей постели в 1961 году восьмидесяти с лишним лет от роду, ни дня не пробыв за решеткой. А чекистов тех кончили в 1937 году на печально известной Золотой горе под Челябинском.

И еще гримаса тех лет. Очередной местный босс, фамилия была у него Скаредин, решил выслужиться и настучал в Москву донос: здесь-де живут недорезанные буржуи, семья бывшего председателя... Государственной Думы. Отец-то Николая С., помнится, городскую Думу возглавлял, вот "ошибся маненько" товарищ Скаредин - а может, и специально, для усиления впечатления так написал? Да только эта ошибка и спасла семью: из Москвы канцелярские крысы прислали ответ - согласно реестру, председателем Государственной Думы числится не Николай С., а... Родзянко. Вот так и еще несколько лет передышки получила семья - аккурат для того, чтобы уехать в Свердловск, где ищейки НКВД их след потеряли. А неугомонная младшая еще надумает в 1938 году ходить в инъюрколлегию - искать своего брата-колчаковца. И опять сошло! Воистину, сюрреализм той эпохи беспределен.