Все против всех

А теперь посмотрим, какие же последствия для всех участников событий имела драма конца ноября 1918 года. Для демократических сил, участников всех правительств и комитетов «доноябрьской» власти (а с ними и для демократий всей страны) — самые катастрофические. Приход к власти Колчака и компании резко поляризовал политичское противостояние в России на ультралевых и ультраправых, в которой демократия оказалась между молотом и наковальней. В связи с этим у противников путча осталось три альтернативы: или смириться и поддержать адмирала (на правах «шестерок» — никакой другой роли им там отведено не было), либо продолжать нелегальную борьбу, либо… сбежать к красным. Последним рецептом воспользовались единицы, в том числе Чернов с группой единомышленников. «Они были великодушно приняты Советским правительством», — сообщает Н. Какурин, мило забывая добавить, что все принятые окончили жизнь в ГУЛАГе или в подвалах ЧК. На контакт с Колчаком пошли тоже немногие. Большинство или легли на дно, или продолжили нелегальное сопротивление: на рубеже 1919 года специальным постановлением партия социалистов-революционеров призвала «все партийные организации употребить свои силы на борьбу с диктатурой Колчака». Учитывая отношение красных к эсерам, можно предсказать их будущее до деталей.

А что же сам Колчак? Что у него в активе и пассиве после переворота? В активе как будто — поддержка правых и Антанты. Но только на первый взгляд. Для правых он чересчур интеллигентен и мягок; на его месте они с удовольствием видели бы кого-нибудь покруче (даже Деникин устраивал их больше, иначе не вставал бы перед адмиралом несколько раз в ультимативной форм вопрос о передаче полномочий Антону Ивановичу!). А что касается Антанты, то не забудем о том, кто «сдал» адмирала зимой 1919–1920 годов.

Итак, в активе — ноль. А в пассиве?

Во-первых, чтобы смягчить путчистский характер своей власти, адмирал выбрал тактику демонстрации силы без ее применения. С одной стороны, приказ войскам подавлять всех тех, кто не признает и не подчинится его власти, с другой — явное избегание резких мер по отношению к оппонентам. Так Колчак хотел сгладить острые углы своей чрезвычайной по самой природе политики. И не заметил, как из диктатора превратился по сути в заложника тех, кого хотел умиротворить — истинных героев 18 ноября: правого офицерства, полевых командиров, казачьих атаманов. С этой минуты не он контролировал их, а фактически они его. Вот где корень трагической беспомощности Колчака перед «белым большевизмом», перед «сибиреязвенной атаманщиной» (выражение барона Будберга). Нет ничего более ужасного для адмирала, что режим, к которому он имел весьма отдаленное отношение и которому противостоял как личность, получил название колчаковщины.

А во-вторых… Расправа над екатеринбургским комитетом подлила масла в огонь и активизировала всех сторонников свергнутого правительства. Некоторые протестовали пассивно: так, чехов определенно сдерживали антантовские представители, и чехословацкие части просто массами начали «голосовать против ногами» — уходить в тыл (очень полезное занятие в разгар ожесточенной борьбы на Восточном фронте!); с этой минуты практически все чешские военные, исключая Гайду, стали оппонентами адмирала, да и позднее, под Иркутском, они сыграли, если помните, в судьбе Верховного правителя России роль самую зловещую и роковую. А других не сдерживал никто, и большинство противников режима 18 ноября выступили против него с оружием. Некоторые перешли на сторону красных (как башкирский лидер Валидов с двумя тысячами солдат национальной армии Ксе-Курултая), но подавляющее большинство предпочло сражаться самостоятельно — за идеалы КОМУЧа и Директории, то есть за свой демократический путь.

Уже с декабря 1918 года по сибирским городам прокатывается волна восстаний: 22 декабря — в Омске, позднее — в Енисейске, Тюмени, Томске, Бодайбо, наконец, 21 декабря 1919 года, — в Черемхово и Иркутске. Красная пропаганда всегда записывала эти восстания в свой актив и объявляла их революционными движениями под воздействием большевистской пропаганды. Это соответствует действительности, за одним небольшим исключением: пропаганду вели эсеры, земцы и учредиловцы.

«Последующие события показали, что разрушительная работа эсеров имела свое значение в сокрушении власти Колчака», — признается Н. Какурин.

То есть, помимо борьбы с красными, помимо второго фронта против южносибирских крестьянских повстанческих армий, помимо откровенно враждебного семеновского Забайкалья, с которыми несколько раз едва не дошло дело до прямого столкновения и которого удалось избежать, лишь пойдя на немалые уступки Семенову, Колчак получил еще и третий фронт — против повстанцев, воюющих за учредительные идеалы.

Репрессии, с которыми подавлялись эти восстания, только увеличивали число непримиримых врагов адмирала: они были не обязательно за большевиков, но непременно — против Колчака.