Читаем Все против всех. Гражданская война на Южном Урале полностью

Не могу не процитировать следующий перл, записанный в 1961 году от 83–летнего Ф. Верещагина в Шалинском районе:


«Преславное чудо, небо украшено звездами, земля — цветами, Петербург — господами, Москва — церквами, Дон — казаками, Казань — татарами, Вятка — слепнями, Оренбург — башкирами, Красноуфимск — черемисами, Екатеринбург — торгашами, Верх–Исетский — мастерами, Шарташ — варнаками, Шадринск — пихтовыми голенищами, Верх–Нейвинск — обушниками, Шура — немытыми кулаками, Таволги — шубниками, Висим — кокуручниками, Грязной завод — творожниками, Нижний Тагил — хохлами, Верхний Тагил — кошелями, Воробьи — зобами, Утка — новыми лаптями, Пермяки — грязными местами, Сылва — дубасами, Шайтанка — хвастунами, Мартьянова — зипунами, Волегова — токунами, Илимка — колдунами, Тепляки — соломой, Кедровка — пареньками, Симонята — ерунами, Лом — тремя зобами, Кын — бражниками, Пермь — сигами, а мы, братья, здесь — добрыми делами».


Великолепно, не так ли? Каково языковое художество! Так и напрашивается аналогия с уральскими народными промыслами (многие из которых всемирно известны — тагильские подносы и кружева, туринская игрушка, Касли, оружие из Златоуста). Между прочим, эта фольклорная россыпь — та самая «Малахитовая шкатулка», из которой потом будет черпать свои самоцветы Павел Петрович Бажов…

Я не случайно привел полностью эту фольклорную присказульку (так ее называют на Чусовой): в ней очень четко отражена чрезвычайная региональная индивидуализация уральского фольклора (зачастую на уровне отдельных местностей). Известен, например, такой феномен, как полушутливые прозвища, закрепившиеся за населением конкретных заводов и отражающие характерную местную специфику. Фольклористы зафиксировали, к примеру, что жителей Бакала называли «батами» (за привычку пересыпать речь диалектизмом «бает» — то есть говорит, произнесенным характерной уральской скороговоркой), жителей Каслей, Бисерти, Нязепетровска, Михайловского, Нижних Серег — «гамаюнами» (за певучий выговор), кыштымцев и сысертцев — «жженопятиками» (намек на частые производственные травмы), жителей Верх–Нейвинска — «обушниками» (после того, как рабочий Пузанов обухом зашиб до смерти самодура–управляющего). Во многих частушках также обыгрывается местный колорит — типа следующей, записанной под Алапаевском: «Шадринские девки — модненьки, Бутаковские — сводненьки, Фоминские девки — прошницы, охлебалися горошницы».

Таким примерам нет числа… И тут возникает вопрос: а как все это соотносится с фольклором позднейшего вышеописанного полупролетарского слоя?

Контраст разителен. В последнем — никакого регионального и местного своеобразия, никакого богатства жанров — в основном, частушки. На место индивидуализации приходит нивелирование. Да и лексика‑то становится преимущественно матерной. Во всяком случае, процитировать подобные примеры у меня рука не поднимается.


И это не случайно. Хлынувшая на заводы масса вчерашних крестьян, преимущественно деклассированных, так как крепкие хозяева вели хозяйство и в города не бежали, не могла создать своеобразного фольклора, потому что не обладала соответствующей психологией. Они — и не хозяева, и не мастера, они — маргиналы. Квалификации тоже в массе своей еще не приобрели. А зачастую она и не требовалась: одно дело — металлургия или машиностроение, совсем другое, скажем, — акцизное дело (то есть, попросту говоря, производство водки). Таковы были, к примеру, заводы братьев Злоказовых, превратившиеся в предреволюционные годы на Урале в настоящую «питейную империю». Чтобы гнать горячительное, особого мастерства не требуется — соответственно и работать тут могут не мастера, а вчерашние лапотники…

Но и крупные организации типа картелей и синдикатов жадно поглощали рабочую силу, там активно скапливался вышеупомянутый маргинальный элемент. Конечно, это не могло продолжаться вечно — рано или поздно эти полулюмпены обязательно превратились бы в стопроцентных фабричных тружеников с собственными традициями, с устойчивой психологией. Но для этого требовалось время. А вот этого‑то тайм–аута историческая судьба России и не дала…


Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука / Биографии и Мемуары
История последних политических переворотов в государстве Великого Могола
История последних политических переворотов в государстве Великого Могола

Франсуа Бернье (1620–1688) – французский философ, врач и путешественник, проживший в Индии почти 9 лет (1659–1667). Занимая должность врача при дворе правителя Индии – Великого Могола Ауранзеба, он получил возможность обстоятельно ознакомиться с общественными порядками и бытом этой страны. В вышедшей впервые в 1670–1671 гг. в Париже книге он рисует картину войны за власть, развернувшуюся во время болезни прежнего Великого Могола – Шах-Джахана между четырьмя его сыновьями и завершившуюся победой Аурангзеба. Но самое важное, Ф. Бернье в своей книге впервые показал коренное, качественное отличие общественного строя не только Индии, но и других стран Востока, где он тоже побывал (Сирия, Палестина, Египет, Аравия, Персия) от тех социальных порядков, которые существовали в Европе и в античную эпоху, и в Средние века, и в Новое время. Таким образом, им фактически был открыт иной, чем античный (рабовладельческий), феодальный и капиталистический способы производства, антагонистический способ производства, который в дальнейшем получил название «азиатского», и тем самым выделен новый, четвёртый основной тип классового общества – «азиатское» или «восточное» общество. Появлением книги Ф. Бернье было положено начало обсуждению в исторической и философской науке проблемы «азиатского» способа производства и «восточного» общества, которое не закончилось и до сих пор. Подробный обзор этой дискуссии дан во вступительной статье к данному изданию этой выдающейся книги.Настоящее издание труда Ф. Бернье в отличие от первого русского издания 1936 г. является полным. Пропущенные разделы впервые переведены на русский язык Ю. А. Муравьёвым. Книга выходит под редакцией, с новой вступительной статьей и примечаниями Ю. И. Семёнова.

Франсуа Бернье

Приключения / Экономика / История / Путешествия и география / Финансы и бизнес