Все против всех. Гражданская война на Южном Урале

Суммируя вышесказанное, следует признать, что правительство Российской империи относилось к казакам как к особому народу, а сами казаки стояли на такой же точке зрения. Не случайно в бурях гражданской войны родится идея о создании независимых казачьих государств. На Кубани это будет позицией Быча и Рябовола, нашедшей частичное воплощение в кратковременном существовании Черноморской республики; нечто подобное вынашивал в своих планах и Г. Семенов. Позднее, уже в годы второй мировой войны, реализовать эту идею попытается, как известно, неудачно, Петр Григорьевич Краснов.

В свете всего вышесказанного становится ясно, что ставка красных на иногородних — это не только и не столько имущественная, сколько демографическая проблема. Ведь естественным следствием такой политики должно было стать разрушение традиционного уклада жизни казачества с последующей дезинтеграцией его как этноса. То есть блок красных с иногородними де–факто означал расказачивание еще до того, как оно было официально объявлено. Поэтому неправомерно говорить о том, что, восстав весной и летом 1918 года против советской власти, казаки защищали лишь свое имущество — они защищали нечто большее: свое существование как народа.

Именно на этом этапе в среде казачества происходит окончательное размежевание между защитниками традиции и теми, кто избрал путь «советизации». Если хотите, выхода из казачества как из этноса. Произошло это не в одночасье, и сам процесс был неоднонаправленным. Многочисленные переходы из одного лагеря в другой и обратно зафикисированы всеми без исключения источниками. Опять-таки это напоминает ситуации из «Тихого Дона». Многие, ушедшие к красным, субъективно не переставали ощущать себя казаками. Как те же братья Каширины, которые всю гражданскую войну безуспешно пытались тем или иным способом переломить настроение у дутовцев в свою пользу. Николай Каширин, будучи предшественником Блюхера на посту партизанского командарма, к примеру, настаивал проложить маршрут прославленного рейда исключительно через казачьи области, и лишь после того, как выявилась химеричность надежд повлиять на казачество таким способом, маршрут был изменен.

И тем не менее раскол в казачьей среде в конце концов стал очевидным. И это вызвало к жизни феномен так называемого червонного казачества. Именно так называлась на Украине красная казачья бригада под командованием В. Примакова. Здесь явная попытка «и яичницу сварить, и яйцо не разбить» — стать красным и остаться казаками. В конечном итоге, естественно, из этого ничего не вышло — все червонные казаки превратились в конце концов в просто червонных, как это произошло с Михаилом Кошевым из все того же «Тихого Дона».

Подобных соединений у красных было немало. Помимо уже упоминавшейся бригады Примакова была и Стальная дивизия Дмитрия Жлобы на Кубани, там же и легендарная Таманская армия, известная по «Железному потоку». Ее командарм, Елифан Иович Ковтюх, — кубанец. Это и Особый Донской кавкорпус, ставший впоследствии Второй Конной армией. Ее командарм — донской казак Филипп Миронов. На Урале это уже упоминавшийся 1–й Оренбургский имени Степана Разина полк, впоследствии развернутый в кавбригаду под командованием Г. Томина. Да и легендарная 1–я Конная в значительной степени состояла из казаков, и ее прославленный вожак Семен Михайлович Буденный — с Дона.

Между прочим, та смертельная вражда, которая разделила Буденного с его бывшим командиром Борисом Мокеевичем Думенко, комкором Особого конно–сводного корпуса, объясняется не только личными мотивами. Ведь Думенко в бытность свою командиром Буденного выпорол последнего плетями за то, что бойцы Буденного изнасиловали нескольких женщин. Подобные «подвиги» для буденовцев были едва ли не нормой, за что Деникин называл их бандой, а их шефа — бандитом–вешателем. Самое интересное, что почти в тех же выражениях величал Семена Михайловича и Троцкий. Но здесь явно застаревшая вражда и недоверие казака к иногороднему. Показательно, что такую же неприязнь к Думенко, не объяснимую никакими сугубо личными впечатлениями, питал и Жлоба.

Судьба этих червонных казаков после войны была трагична. Те, кому не «посчастливилось» пасть на фронтах, были поголовно истреблены советской репрессивной машиной. Первым эту чашу испил в 1921 году Миронов, но не миновала она в 30–е годы и Примакова, и Ковтюха, и Жлобу, и братьев Кашириных. Исключение — судьба Буденного: здесь сыграли роль его личная близость к Сталину и привилегированное положение, в которое была поставлена 1–я Конная армия как инструмент противостояния Троцкому в рядах Красной Армии. Это противостояние началось еще в годы войны, когда, к примеру, в 1920 году Реввоенсовет с подачи Троцкого приговорил буденновского начдива А. Пархоменко к расстрелу за дикие зверства в черте оседлости евреев. Сталин добился замены ему «вышки» на разжалование в рядовые, а через два месяца Пархоменко восстановили в прежней должности.