Все против всех. Гражданская война на Южном Урале

Моряки Старка воевали не только на Каме. Они действовали на реках Белой и Волге, участвовали в обороне городов Казани и Уфы, доставляли грузы и боеприпасы в осажденный Ижевск, осуществляли курьерские функции в разных районах Волго–Камского междуречья (В. Молчанов, будущий колчаковский начдив и последний белый командир 1922 года, вспоминал, что ряд гарнизонов на стыке рек Волги и Камы сообщались между собой и с главными силами колчаковцев только при посредничестве Камской флотилии), производили основную часть внутренних перевозок в речном бассейне, прилегающем к театру военных действий на Урале и в Поволжье.

Однако, справедливости ради, надо отметить, что роль белой Камской флотилии в описываемых событиях могла быть гораздо более активной. «Старковцы», к примеру, не оказали помощь истекающему кровью Ижевску, да и их роль в обороне Казани была довольно скромной. Вообще создается впечатление, что общий настрой у моряков Старка был явно на оборону (и, как следствие, на сдачу красным наступательной инициативы). Это, по–моему, идет от личных качеств белого адмирала. Г. Старк предшественник С. Макарова на посту командующего Порт–Артурской эскадрой в годы русско–японской войны, и на Желтом море проявил себя в качестве инициативного флотоводца, не удалось ему это и на Каме. «Раскольниковцы», безусловно, действовали, не в пример ему, более дерзко и агрессивно. Вот весьма характерный пример. В ноябре 1918 года красная канонерка под командованием капитана Н. Турушева конвоировала транспортные суда с десантом. Этот эскорт попал в засаду «старковцев». И капитан Турушев принял неравный бой; принял и… вышел из боя после того, как десантная пехота успела высадиться на берег и спастись, при этом красная канонерка уцелела! Правда, ее экипаж был почти полностью выбит, а сам Турушев получил несколько тяжелых ранений и лишился зрения, но факт остается фактом: красный корабль вступил в бой с превосходящими силами белой флотилии и не был потоплен. Это — не просто подвиг командира: это, если хотите — почерк людей Раскольникова.

Трагический финал для флотилии Старка наступил в июле 1919 года, после взятия Перми 51–й дивизией В. Блюхера. Корабли под Андреевским флагом, отбиваясь от наседающих красных, отступали вверх по Каме вплоть до порта Левшино в устье реки Чусовой, у ее впадения в Каму. Дальше пути не было — Чусовая не судоходна. И уральские моряки — так их можно назвать, потому что все военнослужащие Камской флотилии в годы Первой мировой войны служили на Балтике или на Черном море — приняли решение, как ранее их предки в Севастополе или товарищи по оружию в Порт–Артуре. Они взорвали и сожгли свои канонерки и мониторы, транспорты и баржи, затопили остатки флотилии на левшинском фарватере, перекрыв путь флотилии Ф. Раскольникова, и с оружием в руках, под Андреевским флагом, выступили на фронт. Их дальнейший путь проляжет через все перипетии гражданской войны на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке — вплоть до 1922 года, когда все уцелевшие из них снова поднимутся на палубы кораблей. На сей раз на Тихом океане, под командой все того же адмирала Старка. А многие из уральских моряков примут свой последний бой… в 1923 году, участвуя в Охотско–Аянской экспедиции генерала А. Пепеляева на якутское побережье Охотского моря. Из этой экспедиции никому не суждено было вернуться — прямо как в балладе Тихонова!

Об уральских моряках сейчас почти никто не помнит. Земля и вода сомкнулись над головами офицеров и матросов маленького уральского флота. В устье Чусовой нашли свое упокоение их боевые корабли, так и не спустившие Андреевского флага. Нет в Левшино памятника затопленным кораблям, такого, как, например, в Севастополе. Но нам, из 90–х годов XX века оглядывающим его начало, стоит вспомнить, что «человек с ружьем» в матросской форме в те годы — это не только «братва», не только пресловутый матрос Железняк. Это еще и Андреевский флаг над Камой.

Рабочие против «рабоче–крестьянской» власти

В истории гражданской войны в России есть один весьма болезненный вопрос, из-за своей щекотливости все предыдущие годы окутанный абсолютным мраком. Степень закрытости этого вопроса беспрецедентна даже для советской историографии, всегда строго дозировавшей информацию о «времени оном». Это вопрос о роли рабочего класса в событиях тех дней.

Как вы сразу же можете догадаться, вопрос сей необычайно неприятен для марксистско–ленинского истэблишмента. Ведь постулат о том, что у нас была социалистическая революция в виде диктатуры пролетариата (как гегемона всего движения) — святая святых всей исторической теории коммунизма, не подлежащий даже обсуждению. Поэтому всякие разговоры на тему «А как это было на самом деле?» были смерти подобны для любого исследователя. Между тем сохранить желаемую идеологическую девственность можно было, лишь игнорируя факты, лежащие, что называется, на поверхности.