Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале

Большинство попросту не понимало, кто с кем и из-за чего воюет. В те дни люди, еще не догадываясь об этом, выбирали судьбу на годы вперед. Это — о ситуации в Забайкалье, но это же можно сказать и применительно к Уралу.

Прибавьте к этому трагедию десятков иностранных бойцов, волею судеб заброшенных в Россию умирать и убивать, ставших палачами и жертвами одновременно. Вспомните чехословаков в рядах белой и венгров, латышей и китайцев в рядах Красной Армии.

Сколько их нашло свою могилу на уральской земле — Бог весть. Не менее дивизии чехов упокоилось на кладбище вокруг Нижнего Тагила, а где-то севернее нашел свой конец китайский красный отряд под командованием Жэнь Фученя. И многие из них оставили зловещий след — не забыть «интернационалистов», заливших кровью Ипатьевский дом.

Наконец ( и это, пожалуй, самое существенное), любая гражданская война — звездный час полевых командиров. Тех самых, которых мы видели и в Афганистане, и в Боснии, и в Чечне. Если коротко, то это вожаки, каждый из которых мог бы подписаться под словами Шамиля Басаева: «Я подчиняюсь только Аллаху!»

Таких «подчиняющихся только Аллаху» было в те годы очень много. Они могли быть абсолютно бесконтрольными, как батька Ангел из фильма «Адъютант его превосходительства», или формально входить в ту или иную вооруженную структуру — неважно: в своих действиях они оставались «вольными птицами», то есть занимались, по сути, узаконенным бандитизмом. Бороться с ними было в тех условиях чрезвычайно трудно, и действия этих «шамилей басаевых» того времени страшно компрометировали ту воюющую сторону, флагом которой они прикрывались.

Именно эти «полевые командиры» творили самые страшные злодеяния: так, формально подчиненная А. Колчаку Партизанская дивизия атамана Анненкова сожгла близ Тюмени село Куломзино со всем населением, а формально подчиненный Красной Армии партизанский отряд Якова Тряпицына вырезал до грудных младенцев город Николаевск-на-Амуре весной 1920 года. Особенно драматическую роль сыграли эти «партизаны» в судьбе белого движения и особенно Колчака, так как нигде официальные распоряжения командования, надо сказать, весьма гуманные и политически продуманные, не шли в таком противоречии с практикой поведения среднего и низшего звена офицерства, как это было в сибирских армиях белых.

Естественно, когда А. Колчак подписывал указ о 8-часовом рабочем дне и организации профсоюзов, а его офицеры разгоняли эти профсоюзы пулеметами и шомполами, то все шишки сыпались именно на Колчака.

Окидывая непредвзятым взглядом реалии гражданской войны, невольно задаешь себе «еретический» вопрос: а было ли он, это противостояние, трактуемое в традиционном марксистском социально-классовом смысле? Не становимся ли мы жертвой этого вульгарного противопоставления — по типу «низы не хотят — верхи не могут»? Ведь если во всех без исключения враждующих лагерях были представители всех социальных слоев от знати до люмпенов и если схватка сводила лицом к лицу не только сыновей одной страны, но и, как бы сказали марксисты, «братьев по классу» — как это понимать? Или социальное расслоение России начала XX века было много сложнее, чем мы себе представляем? Скажем, напрашивается вывод о широком спектре разных интересов внутри одного социального слоя — к примеру, региональные различия, местные традиции, наконец, просто субъективные факторы.

Ведь рабочие-блюхеровцы стреляли-таки в рабочих-молчановцев.

Но несомненно одно: говоря словами уже упоминавшегося Максимилиана Волошина, в начале века «разгулялись по России бесы», и разгул этот делает по сути невозможным выстроить традиционную схему «наши — не наши». Слишком часто они менялись местами; слишком часто торжествовала, как говорил Рощин из романа «Хождение по мукам», «правда гражданской войны — это когда целишься во врага, а стреляешь в близкого человека». Наконец, и эту горькую истину мы к концу века, похоже, уразумели — слишком быстро в междуусобных войнах победители превращаются во врагов народа. Пожалуй, прав был Антон Деникин, назвав свои мемуары о той войне «Очерки русской смуты». Смута — вот лучшее определение, приходящее на ум в таких случаях.