Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале

Рукопись имеет подзаголовок: «Как и почему я убил Михаила Романова». Учитывая явно апологетический характер всего сочинения, нетрудно сделать вывод: именно факт пермского убийства был для Мясникова ключевым в оценке собственного жизненного пути. Живя в парижском подполье, под угрозой мести и со стороны монархистов, и со стороны НКВД, оттесненный в качестве антисталинского оппозиционера гораздо более крупнокалиберными фигурами, типа Троцкого или Зиновьева и Каменева, Мясников гордо заявляет: я убил Михаила — только так и не иначе, никаких «великих князей» и прочая! Я сделал это сам — и еще до Екатеринбурга! И это мой главный вклад в революцию!

Сами понимаете, читать такие откровения приходится далеко не каждый день. У меня возникает лишь единственная аналогия с мемуарами В. Пуришкевича, где он подробно описывает, как убивал Распутина. Поэтому для нас мясниковский «самоанализ» представляет огромный интерес. Что же там мы встречаем?

Фактологического материала в «Философии убийства» немного, и он не бесспорен.

Мясников сообщает о каком-то заговоре с целью освобождения князя и о том, что в связи с этим глава Пермской ЧК Ф. Лукоянов (наш старый знакомый) расстрелял некоторое количество рабочих, по партийной принадлежности эсеров и меньшевиков. Явное вранье! Лукояновские расстрелы, судя по документам, имели место много позже описываемых событий, а что касается рабочих левой партийной принадлежности, якобы организующих заговор в пользу монархии, это уже даже не смешно. Мясников еще упоминает какого-то унтера, который ему тет-а-тет перед расстрелом что-то на сию тему сообщил, и приводит кое-что из разговоров городских обывателей. То есть откровенный блеф, да еще с неясной целью. Не в этом состоит ценность мясниковского «шедевра».

Главное, на мой взгляд, сосредоточено в двух отрывках. В одном из них Мясников описывает свою палаческую инициативу. Предоставим слово самому Гавриилу Ильичу:

«Это надо сделать так, чтоб и голову контрреволюции снять, и Советскую власть оставить в покое. Если будет нужно в угоду буржуазии Запада, в целях избежания столкновений, найти виновника, ответственного за этот акт, то я предстану перед судом и возьму на себя всю ответственность: Это единственный путь: Но как делать? Если пойду в номера и просто пристрелю Михаила, то кто поверит, что я, член ВЦИК, действовал без предварительного обсуждения с верхами? Не поверят.

Будут шуметь, и вместо того, чтобы убрать эту падаль с дороги революции, может случиться, что труп Михаила будет превращен в баррикаду мировой буржуазии: Есть опасность осложнений, и приму это за установленный факт. Но есть и опасность: оставить в живых эту пакость. Итак: убивать опасно, а не убивать еще опасней.

Как быть? А что, если взять да и „бежать“?»

(Этот термин у Мясникова явно означает «убить при попытке к бегству»: в 1922 году его самого чуть-чуть так не кокнули в советской тюрьме, и он напишет: «Меня бы бежали, как я „бежал“ некогда Михаила». — Д.С.). Далее: