Все против всех (СИ)

— Пушки наши, как видишь, стреляют медленнее вражеских. А потому бить по иноземным копейщикам с обоих крепостиц, чем больше мы схизматиков ядрами побьем, тем лучше. И тут же дробом заряжать, как только панцирная конница ляхов наших стрельцов атаковать начнет. Ты сказал, чтобы пушки в бок палили, а не в лоб?!

— Передал, надежа-государь, трижды повторил, чтобы лучше поняли — пушечные мастера обещались сделать, как сказано, — в голосе «пушкарского» воеводы особой уверенности не ощущалась, и ничего тут не поделаешь, тут феодальная вольница царствует. И с таким положением надо кончать как можно быстрее, пока трындец не наступил.

— Решил я поставить тебя, Григорий Леонтьевич, главой Пушкарского Приказа — указ получишь вскорости, и чин думного окольничего к нему тебе пожалую за усердие в следующем году, коли все ладно и быстро сделаешь. Дьяков и подьячих переберешь сам — тех, кто бестолков и ворует, выгонишь, а то и начет изрядный на них положишь. За леность сам с подьячих взыскивай, али батогами, либо денежку взыскивай — последнее лучше, старательнее станут. Отберешь мастеров токмо тех, кто самые лучшие пушки льет, без изьянов. И всех обяжешь отливать впредь только такие пушки. Держи грамотку, там все нарисовано и изложено понятливо, — Иван сунул остолбеневшему от неслыханной чести боярину свернутые листки бумаги. Тот их тут же развернул и стал вчитываться в текст, разинув рот от удивления, и теребя пальцами бороду — тут ее носили все без исключения, считалось, что безбородый муж не войдет в «царствие небесное».

— Потом посмотришь, после битвы. И я с тобой детальнее поговорю — иные пушки нужны, и не мастера с них палить должны, а расчеты из людей воинских, что этому делу жизнь свою посвятят. А для того создать пушкарскую школу потребно, и там учить стрельбе постоянно, чтобы все умели. И пушки заряжать пусть учатся быстрее — а то смотреть срамно! Иноземцы, нехристи, а палят куда лучше православного воинства — стыдобище! Так что, на труды и рвение твое уповаю, боярин!

— Живот положу, царь-батюшка, все исполню!

Отвесил земной поклон новоявленный глава Приказа, и по его увлажнившимся глазам Иван понял — действительно, жалеть себя боярин Валуев не будет, а уж про остальных и говорить не приходится. Заставит всеми способами, три шкуры будет драть без всякой жалости — а это главное, спешность тоже очень нужна, без привычной для этого времени, знаменитой в будущем «московской волокиты».

— Иди, воевода, все обговорим после победы, а ее еще добиться нужно. А там с божьей помощью…

Иван остановился, осекся, видя, как неприятельская конница двинулась в атаку — шляхтичи и казаки, а вот хоругви «крылатых гусар» остались стоять за «коробками» наемной пехоты. Навстречу неприятелю тут же устремилась поместная конница, но не сколько на прямую сшибку. «Дети боярские» и боевые холопы уже держали луки, готовясь засыпать неприятеля стрелами, и тем самым нанести врагу потери до рубки.

Конные лавины начали стремительно сближаться…

Глава 50

— Вот дурак, куда полез то — ему командовать нужно, а не шестопером размахивать, дурные головы сокрушая!

Матерная сентенция относилась к Пожарскому — князь возглавил атаку поместной конницы на своем фланге, что вызвало у Ивана сильнейшее недовольство. Потерять одного из толковых воевод в самой завязке сражения ему не «улыбалось» от слова «совсем». И так мало на кого положиться можно, не хотелось нужных людей раньше времени лишаться. И повернувшись к Лукьяну, он приказал негромко:

— Отправь вестника к князю Пожарскому — пусть в сечу без нужды не лезет, я запрещаю ему сабелькой махать как простому ратнику. И пусть передаст еще, что в храбрости его не сомневаюсь! Все ли понял?!

— Исполню, ваше царское величество, — Лукьян поклонился, дорогая бронь на нем звякнула. По имени он называл остзейского барона по привычке, хотя с самого начала заподозрил, что тот притворяется, выдавая себя за выходца из простонародья. Слишком умен и грамотен, а интеллект сокрыть, как в том анекдоте, никогда не удастся. Да и «сестрица» рассказала кто такой ее верный слуга — так что на верную службу того можно положиться. Недолго думая, Иван назначил его главой собственных телохранителей, которых подбирали из «детей боярских», однодворцев и простонародья, причем родом исключительно из уделов князей Старицких, а сама родня за их преданность должна была ручаться головою. Набрали полторы сотни человек, в основном из молодежи, и знающих с какой стороны за оружие браться. Теперь за свою жизнь можно было не опасаться — костьми лягут, каждый ему крест целовал. И сестру с царевной охраняли не менее бдительно, убийцы могли быть повсюду, от конюшни до поварни, с «инструментом» разнообразным, от ножей и стрел, до порции яда — тут вовсю травили оппонентов и не морщились, как-то привычно было, времена такие.