Все против всех

Перечислять можно было бы долго, список составить на много пунктов. Но мечтать вредно, нужно воспринимать реальность такой, как она есть. Заброшенную пашню перекапывают — картошку, кукурузу, подсолнечник сажать надобно. Труд тяжкий — двое мужиков и парень упахиваются реально, ведь борону, сучковатое бревно, вместо лошади тянут. А он патроны потихоньку набивает, ремесло воинское сейчас очень важное, да и не поймут его смерды, если боярин вместе с ними вкалывать будет. Хватило объяснений, что такое картофель — отведали вареные и запеченные в золе клубни и сочли царской пищей. Смотрят на него как на хозяина, в пояс кланяются.

— И хрен с мечтами, будем выживать, не впервой. Но хлеб нужен, крупа, местная одежда для меня — а это все деньги. Что же продать такого, чтобы выжить всем нашим «колхозом»?!

Глава 9

— Прости, боярин — не ведаю, сколько вещицы эти стоят, но мыслю, что монашки задорого их взять могут. Ишь, как тонкая нить блестит — золотая, цены немыслимой. В Лавре продать нет нужды, да и далече туда дорога будет. А вот в монастырь, что в Подсосенках, можно, там ризы и хоругви вышивают, дорогие ткани и нити нужны, а иголки у тебя на заглядение — я таких махоньких никогда не зрел. Бывал там раньше — привечали, хлебушком старика кормили, пока сыны с внуками за стенами на хозяйстве монастырском страдничали. Ведь пока не потрудишься — кормить не будут. Игуменья там ох как строга, очами так и зыркает.

По глазам Семена Иван понял, что тот действительно не может оценить выставленный на продажу два клубка блестящих «серебряных» и «золотых» ниток и стальные ножницы. А вот насчет дорогих старикан сильно ошибся — мишура, люрекс — но смотрятся весьма красиво. Мошенничество по большому счету, но старик продал и скрылся — пока разберутся — взятки гладки. Два года они в люльке пролежали, грязным полиэтиленом прикрытые. А вчера он сообразил, чем окно закрыть можно, на которое раньше пузырь натягивали — здесь стекло привозное, и то не для окон, ибо дорогое до сумасшествия. А слюду только в боярских домах в окна вставляли — цены на нее тоже «кусались», рамы сборные, да свинцовые переплеты, штука дорогая и для здоровья вредная. Так что полез в люльку за пленкой, а нашел два клубка, непонятно как там оказавшиеся, причем запечатанные, этикетки только содрал.

— Вот и продашь монашкам, Семен, не продешеви только. Скажешь, товар заморский, из дивной страны Япония привезен, и это правда, так и есть. Ниппон далекая страна, отсюда шесть тысяч верст пути будет — два года идти. Да не смотри на меня так — бывал я там, видел многое в жизни, Семен.

Называть старика Сенькой Князев сразу не стал, хотя тот сильно удивился. Даже перечить было стал, но наткнувшись на взгляд, заткнулся. Зато сыновья его, матерые мужики с поседевшими головами, вообще прозвища странные носили — «Первуша» и «Вторуша». Внучата, дети старшего, наоборот, имена вполне нормальные имели — Тимоха и Митяй. Впрочем, пацана он «Малой» называл, а тот охотно принял прозвище.

Вот такая гоп-компания нарисовалась в его жизни, и он ее неформальный руководитель. Только спал всегда вполглаза в убогой избенке, дверь подпирая, а в узкое окошко и худой не пролезет. Мало ли кому что в голову взбредет, но семейству «попрошаек» можно доверять, не ткнут в спину ножичком — в людях он разбирался. Да и не пойдут они на убийство — припугнуть или побить прохожего и незнакомого, тем паче слабого — возможно, но не убьют того, с кем пищу принимали.

— Прости, боярин, — старик снова поклонился, Иван на это уже внимания не обращал, привык как-то к столь подчеркнутому почтению. Даже ел отдельно от них, первый — в миску лучшие куски получал. Как подходил к кому-то — так вставали живо и кланялись, как в старину барину.

— Не нашенский ты, и речешь иначе и слов не понимаешь — ты уж не гневайся. В чужбине долго жил, видимо, раз бороды там скоблят, не зная, что безбородый муж не войдет в царствие небесное. А вера твоя какая, лба не перекрестишь, токмо раз видел, когда «приблудышей» погребли. Молитвы не чтишь, ты уж сердцем на меня не опаляйся.

— Православный я, чего смотришь, и крест ношу. Вот, смотри!

Оттянув пропахшую потом футболку, Иван достал массивный золотой крестик на цепочке из того же драгметалла — обменялись ими с другом, став «крестными» братьями. А в бога верил — на войне атеистов нет. Старик же при виде крестика ахнул и перекрестился, смотрел боязливо. Пришлось пояснить, немного сгустив краски — он прекрасно понимал, что чужак в этом мире и многого не знает, поэтому наскоро сочинил «легенду». И вовремя ему указали — тут все верующие, и принятые правила нужно соблюдать. Потому тренироваться, и тренироваться, пока на «автомате» все положенные церковью ритуалы соблюдать не начнет.

— Просто жил я за «дальним» морем, в стране Япония, а там православных шибко не любят. Чуть промашку допустишь — голова с плеч!

— Страсти та какие, — старик ужаснулся, глаза округлились, а пальцы схватили козлиную бородку. И неожиданно спросил: