Все радости жизни

Вы, наверное, дадите оценку и такому факту: после свершившегося Нина Макарова старается привести раненого в чувство, делает ему искусственное дыхание и лишь после этого набрасывается на Алтуфьеву и кричит: «Это из-за тебя, коза, убили деверя!» Смысл этой фразы понятен: Панов появился в компании Макаровых благодаря Алтуфьевой, он ее старый друг. И не таятся ли в этих словах скрытые пружины, которые остались неизвестными ни следствию, ни участникам нынешнего процесса?

А что нам известно? Никто из свидетелей, кроме Хорьковой, не видел не только нанесения Макаровым ранений брату, но и ножа в его руках. Бровкина прямо указывает нам на Панова, Хорькова — на Макарова. Бровкина несовершеннолетняя, к ее показаниям нужно относиться очень осторожно. Но еще большей осторожности требуют показания Хорьковой — человек, который сегодня готов обвинять в самом тяжком преступлении одного, а завтра другого, не заслуживает доверия.

Товарищи судьи, мне пришлось разобрать поведение не только Макарова, но и Панова, и Вагина. Я не могу утверждать, что убийство совершил Панов или Вагин, я лишь допускаю такую возможность, но я не вижу и достаточных оснований для того, чтобы признать виновным Макарова.

Я заканчиваю, товарищи судьи, и, считая вину Макарова в краже ножа и убийстве недоказанной, прошу по этим пунктам обвинения вынести оправдательный приговор. Макарову вменяется в вину также совершение хулиганских действий, которые квалифицированы по части второй статьи 206-й Уголовного кодекса. Макаров участвовал в драке, но, принимая во внимание, что эти действия были совершены не беспричинно, не из озорства, а по личным мотивам (он защищал жену!), правильно их квалифицировать, на мой взгляд, следует по части первой статьи 112-й, которая карает за нанесение легких телесных повреждений, связанных с кратковременным расстройством здоровья.

Речь Агалаковой была короткой. Ей не требовалось подробно разбирать обстоятельства дела, да и защита Макаровой была значительно проще. Последние слова подсудимых заняли не более пяти минут, и через полчаса судьи удалились в совещательную комнату для вынесения приговора.

В консультации Александр Максимович сразу же прошел за стол, тяжело опустился на стул и сказал, обращаясь к Агалаковой:

— Вашу Нину от ответственности за дачу ложных показаний, конечно, освободят (вы этот вопрос поставили совершенно правильно) и за хулиганские действия дадут немного, а моего посадят надолго.

— Вы думаете?

— Думаю, Алла Константиновна…

— Так кража и убийство не доказаны. Я больше всего, знаете, на кого думаю? На Панова.

— Я тоже. Этот скромный и тихий молодой человек вызывает у меня серьезные подозрения, и совершенно непонятно поведение Вагина — на рожон лезет, а отрицает, что был у Макаровых. Грешным делом я и в вашу Нину «камни бросал», учитывая ее темперамент. Смотрите, как активно вела себя в процессе, какие умные вопросы задавала. Мой сидел Ильей Муромцем, ни словечка не вымолвил. А она! Однако ее фраза: «Это из-за тебя, коза, деверя убили!» — исключает ее вину в этом плане. Остаются трое: Панов, Вагин и Макаров. Хотел бы я знать, кто все-таки?

— Судьи скажут.

— Скажут… Только когда… Такие спорные дела сразу редко решаются. Придется мне, пожалуй, жалобу писать. Не завидую я судьям, да и о нас то же самое можно сказать, — усмехнулся Камаев. — Чем бы это заняться, чтобы время убить?

— Можете поплясать, Александр Максимович, — предложила Ольга.

— Вот только этого мне и не доставало, — сказал устало и сразу, поняв шутку, спросил: — Письмо? От Борискова?

— Нет, из Кемеровской области.

— От Володи Матвеева, выходит. Тоже хорошо.

Борискова он нашел года два назад. Написал ему небольшое письмо, напомнил о себе, не особенно надеясь получить ответное, но получил, на двенадцати страницах. Неделю после этого ходил именинником, и Олю несколько раз просил перечитать отдельные места, и к Рае то и дело обращался с этой же просьбой, и засыпал с трудом: все вспоминал совместную студенческую жизнь, многие уже забытые сценки из которой напомнил Борисков, молодость, то трудное и незабываемое военное время и без конца радовался за Борискова, что остался он по-прежнему неугомонным, стойким и чутким. Столько лет не виделись, по существу, потеряли друг друга, а откликнулся сразу, будто расстались месяц назад и не пролегли между ними десятилетия.

Вспоминал Александр Максимович строчки из письма Петра Борискова и гордился: ответственным секретарем отделения Союза писателей по Карелии работает, пьесы его шли по всей стране, орденом «Знак Почета» отмечен и еще совсем недавно получил «Красную звездочку»! Зря, выходит, прибеднялся Петя, рассказывая о неудачном пребывании на фронте, — был на передовой недолго, но орден заслужил в сорок первом, а тогда ими награждали скупо.