— Вопрос для нашего еженедельника: Ваше хобби?
— Хобби — для тех, кого не устраивает их работа. Меня моя работа устраивает. Если я люблю женщин и путешествия, это нельзя считать хобби, верно? наверное, я просто люблю жизнь.
— У Вас бывали творческие кризисы?
— Постоянно: я не успеваю отрабатывать и половины замыслов, которые постоянно возникают.
— Вам знаком пресловутый страх перед чистым листом бумаги?
— Бред. Всегда рад его испачкать. Я люблю писать. Не понимаю тех, кто «за уши тащит себя работать». Не хочешь — так и не пиши. Мне всегда приходится за уши оттаскивать себя от работы — чтоб восстановить до завтра силы работать дальше.
— В Вашей бурной биографии, очевидно, Вы почерпнули много сюжетов, идей, случаев; какие наиболее характерно отразились в Вашем творчестве?
— Пустое… Если меня мотало по свету, по разным работам, — это просто жажда жизни. Старая истина: приключения, любовь, творчество — это одна и та же жажда, просто утоляемая разными напитками.
Я никогда не ездил «за материалом», «за сюжетами». Жил, зарабатывал на жизнь, познавал что-то новое. Метод «приехал — увидел — спел» не заслуживает серьезного разговора: я не уважаю импотентов от творчества, чьи мозги неспособны выдать замысел.
Произведение рождается из диалога ума и сердца. Писатель — это блуждающая фаза, обнаженный высоковольтный провод: достаточно малейшего контакта с чем угодно — и вспыхивает дуга. Есть напряжение — годится и щепка, нет его — не поможет и железная гора, один пшик выйдет. А внешние события могут послужить лишь толчком — но никогда не основой той коллизии идей и чувств, которая есть суть произведения. Кроме того, при физической работе в тяжелых условиях интеллект как бы закукливается, притупляется чувствительность, размышления уходят, уступая место действиям.
Вот когда идея, внутреннее построение вещи родились — то ищешь адекватный материал для воплощения идеи в форме. Тут опыт помогает: среди знакомых реалий и находишь землю обетованную, которая становится родиной для твоего произведения.
— Ваши творческие планы?
— Завидую Шекспиру: писал в лучшие свои годы, а после умер на покое достойным частным лицом… Работать надо.
— Традиционный вопрос: почему Вы пишете?
— Это моя форма существования. В этом я нахожу максимальное применение всем силам ума и души. Знаниям. Желаниям. Это удовлетворяет мое честолюбие, в этом я самоутверждаюсь. К этому я, видно, наиболее пригоден. И еще это мне здорово нравится.
— Над чем Вы сейчас работаете?
— Никогда не спрашивайте о трех интимных вещах: с кем он спит, на какие деньги живет и что пишет. Если кто болтает об этом сам — дело его.
— А как Вы сами оцениваете свое творчество?
— Это один из тех вопросов, на которые не существует верного ответа.
— Критики находят у Вас много недостатков; как Вы к этому относитесь?
— Есть старая цыганская пословица: «Удаль карлика в том, чтобы высоко плюнуть».
Гудение в кулуарах: дым сигарет, решение вопросов, бар, приветствия, мелькание лиц.
— Видал я высокомерность, но такую…
— Какова самоуверенность! Пророк Господен!
— Для самоуверенности есть другое имя — знание.
— Он в эстетике дикарь! Важно нам вещал букварь.
— Ну, критики дикари точно такие же; тот же уровень…
— Знаем мы это проведение кампании по добыванию Премии… этот у самого черта рога вытянет: умеет обделывать дела.
— …нет ничего в его книгах, по совести-то говоря.
— Просто ловкий шарлатан. Он же смеется над всеми!..
— Венчайте индюка королем — и получите портрет этого парня.
— И умрет он не от скромности.
— А кто от нее умирал?
— Э, сегодня у него День головокружения от успехов; пусть потешится.
— Да он всегда такой — нагл, как фараон.
— Не-е, когда-то он держался таким скромнягой. Тихоня ползучий, где — тихой сапой, а теперь — так просто танком прет. Вовремя его придавить надо было. Хитрюга поганый.
— Я помню, как он втирался к сильным мира сего. Без мыла! Виртуоз! Под-донок…
— Чего ты пыхтишь — он что, чье-то съел? И правильно делал. Теперь он — герой на белом коне, а мы — шавки.
— Меня попрошу с обществом не смешивать.
— Есть какие-то рамки приличий, нет? Одно самолюбование!..
— А, все писатели мнят себя гениями, так этот хоть не лицемерит. От собратьев он отличается лишь честностью. Дает заглянуть в их душу, открывает ее без прикрас и кулис: смотри, знай! В чем его обвинять — в откровенности?
— Знакомство-то полезно, да самообнажение неприлично…
— Привет ханжам и конформистам!
— Интересно, какую жену он благодарил: первую, вторую или третью?
— «Соблазнитель», видите ли… Он основательно предавался изучению описываемого предмета, говорят…
— Ему хорошо… Когда он писал все это — нищета, видите ли! — семью-то кормить не надо было…
— Вот в этом ему можно позавидовать.
— Но что удивительно: умудрился связать воедино все давно известные вещи и создать впрямь новую Библию. Которую читают — все! И черт знает какая мудрость в ней; душу он за нее продал, что ли?..