Все романы Клиффорда Саймака в одной книге

И это правда, сказал он себе. Эгоизм — держаться за Землю, заявлять на нее, на всю целиком, свои права. Люди имеют полное право при желании вернуться сюда. Они покинули Землю не по своей воле. Раз они сумели найти дорогу обратно, никто не имеет ни юридического, ни морального права препятствовать им. Хуже всего то, что они непременно захотят разделить с оставшимися на Земле все, что узнали и чего достигли, все технические успехи, все блестящие новые концепции, все знания. Они будут исполнены решимости одарить отсталых землян всеми преимуществами своего развития. А что будет с племенами, которым ничего этого не нужно? А с роботами? Хотя как раз роботы, возможно, их возвращению будут только рады. Он мало знал роботов: как они встретят новость?

Через день-два он это узнает. Завтра утром он, Джон и Езекия тронутся вверх по реке. Вместе с Красным Облаком и его людьми.

Глава 18

Из записи в журнале от 9 октября 3935 года:

…Я колебался, я не мог определиться в своем отношении ко всем этим путешествиям к звездам. Я знал, что другие это делают; я знал, что это возможно; я видел, как люди исчезают, а через некоторое время возвращаются. И я с ними говорил об этом; мы все подолгу говорили об этом и, будучи людьми, попытались установить, каким образом это возможно. Порой, хотя теперь уже нечасто, мы даже сомневались в желательности открытого нами свойства. Даже употребление этого слова — «свойство» — чрезвычайно показательно, ибо подчеркивает тот факт, что мы не имеем ни малейшего представления о том, как это делается или как эта способность появилась в нас.

Я сказал, что с моей стороны были некоторые колебания относительно того, принять ли путешествия к звездам, и, я понимаю, это несколько странное утверждение. Но я не уверен, что смогу толком объяснить, что и почему. Я принял их разумом и даже чувством, будучи не менее любого другого взволнован осуществимостью, казалось бы, невозможного. Но принял я их не полностью. Если бы мне показали какое-нибудь невозможное животное или растение (невозможное в силу каких угодно веских и основательных причин), я был бы вынужден признать, что оно в самом деле существует. Но, пойдя прочь, я бы усомнился в свидетельстве собственных глаз. Я сказал бы себе, что в действительности его не видел, и мне пришлось бы вернуться, чтобы опять посмотреть на него. И во второй раз, и в третий, и в четвертый, и в пятый я бы по-прежнему сомневался и был бы вынужден возвращаться опять и опять. Сколько ни тщусь, я не могу решить, полезная ли это вещь для человека и даже приличествует ли она ему. Врожденная осторожность или, быть может, неприятие всего излишне уж непривычного (отношение, которое нередко встречается у людей одного со мной биологического возраста) преследует меня постоянно, нашептывая о катастрофе как результате этой появившейся способности. Присущий мне консерватизм не допускает мысли, что такая великая вещь может быть предоставлена человечеству даром, без взыскания некой огромной платы. И потому, полагаю, я подсознательно пришел к следующему убеждению: пока я открыто не признаю, что это так, платеж может быть отсрочен.

Все это, разумеется, эгоцентризм чистейшей воды и, более того, явная глупость. Иногда я чувствовал, хотя все очень старались не подавать виду, что свалял дурака. Ибо путешествия к звездам насчитывают уже несколько лет, и почти все совершили хотя бы одно короткое путешествие. Я — нет; мои сомнения и оговорки, безусловно, психологическая защита, но об этом вообще бессмысленно рассуждать. Мой внук Джейсон и его замечательная Марта — одни из немногих, кто тоже не покидал Землю. И из-за своих предубеждений я очень этому рад. Мне кажется, Джейсон любит землю своих предков так же сильно, как я, и я склонен думать, что эта любовь вообще не позволит ему когда-либо отправиться к звездам, в чем — хотя я могу и ошибаться — я не вижу никакой трагедии. А его брат Джон покинул нас одним из первых и до сих пор не вернулся. Я очень за него беспокоюсь.

Нелепо, конечно, что я упорствую в своем столь нелогичном отношении к путешествиям. Что бы я ни говорил, ни думал. Человек в конце концов совершенно естественным образом порвал свою зависимость от Земли. В этом-то, возможно, и коренится суть всего: я ощущаю неловкость при мысли о том, что спустя долгие тысячелетия Человек наконец перестал зависеть от своей родной планеты.