Все романы об Эмиле Боеве

— Ну, конечно, ты, как всегда, знаешь больше всех! Я тебе говорю — в Камеруне, а ты, если хочешь, считай, что в Габоне. В общем, объявился очередной жулик, который пришел за государственной помощью не с пустыми словами, а вооруженный фактами. Во-первых, общеизвестно, что камерунские леса — источник ценной древесины. Во-вторых, у человека был на руках документ на концессию по заготовке и переработке сырья от камерунского правительства. В-третьих, к своим словам он прилагал солидную документацию о возможностях торговли дорогой фурнитурой на европейском рынке. В общем, все оʼкей. Наши поручили мне обеспечить заем, и я его обеспечил…

— …Восемнадцать миллионов марок… Я имею в виду Габонскую аферу.

— …А я рассказываю о Камерунской. Так вот, я обеспечил заем, но прежде чем дать деньги фирме, которая планировала заняться вырубкой леса, я отправил человека проверить, как обстоят дела на месте. И выяснилось, что весь проект — липа, за исключением того факта, что страна под названием Камерун действительно существует и что леса там в самом деле чудесные. В качестве же документа о концессии предъявлялась какая-то не имеющая юридической силы бумага, присланная из правительства Камеруна в качестве ответа на соответствующий запрос. К тому же перспектива реальной деятельности была нулевой, поскольку производство и рынки были давно захвачены французскими и бельгийскими фирмами. Разумеется, я отказался переводить деньги этой мошеннической фирме. Перед угрозой лишиться денег руководство фирмы согласилось подтвердить факт их получения документом, за что мне, естественно, пришлось расплачиваться. Началось расследование — кто прав, кто виноват, и хотя по документам я был чист, неизвестно, как бы закончилась вся эта…

— …Габонская…

— …Вся эта Камерунская эпопея, если бы Карапуз не склонил чашу весов в мою сторону.

— Выходит, твой первый куш оказался жирным куском?

— А разве не видно по моей фигуре?

Он умолкает, чтобы выпустить еще несколько клубов ароматного дыма и затем продолжает:

— В общем, я отказался от участия в сложной афере, местами шитой белыми нитками. Он меня не только простил, но и дал первоначальный толчок моей карьере. Предвидел, что наступление капитализма неизбежно. А что за капитализм без капиталистов! Я стал одним из первых. И никогда не забывал его жеста.

— А что он сам получил?

— Чепуху городишь. Поскольку не знаешь человека.

— Неужели он был до такой степени бескорыстным?

— Бескорыстных людей не бывает. Он был жаден. Но жаден не до денег, а до власти. Есть люди, пользующиеся властью, чтобы нажить деньги. А есть такие, что используют деньги для достижения власти. Карапуз был из числа последних. Он был сильным игроком. И многое умел просчитать наперед. Но одно дело строить проекты, а другое — как оно выйдет в действительности. Он был сильным игроком, но настоящая игра — это тебе не пасьянс раскладывать. Против тебя играет враг. И никогда не знаешь, не вытащит ли он в ответ на твою козырную карту пистолет. Так и получилось.

— Значит, он не был сильным игроком.

— Да много ты понимаешь… — пренебрежительно отмахивается Табаков. — Может, в пистолетах ты кое-что и смыслишь, но о тонкой многоходовой игре понятия не имеешь.

— Я же не ты, чтобы все уметь. Ты вон и в пистолетах разбираешься. Недаром же тебя прозвали Тульским Токаревым.

— Ты меня недооцениваешь. Я пистолет более усовершенствованной конструкции.

— Скромности тебе не занимать.

— А иные и занять не способны.

— Что ж поделать, если мне никто не помогает разжиться деньгами. Кругом все только и говорят что о взятках да подкупах. Но что-то никто пока не торопится подкупить меня.

— Твоя беда в том, что ты неподкупен. Обычный изъян простодушного дурачка. Такие, как ты, до последнего преданы своей команде. Твоя команда терпит поражение за поражением, а ты стойко продолжаешь болеть за нее. Ее выбрасывают из высшей лиги, но и тут ты остаешься ей предан. «Проваливай! — кричат тебе. — Нет больше такой команды, ее расформировали!» А ты упрямо стоишь на своем. Все предан и предан.

— Интересные ты развиваешь мысли, — замечаю. — Но они касаются меня. А вопрос в том, что ты намерен делать со своей проблемой.

— Да, проблема у меня сложная. И как ты, наверное, уже понял, сложность ее в том, что я не только много имею, но еще и много знаю. Поэтому не удивительно, если и меня однажды пристрелят.

— Если дело зашло так далеко, то могу ли я что-нибудь сделать для тебя?

— Можешь, Эмиль, можешь. Прежде всего, не застрели меня сам.