Все романы в одном томе

– Пайк-сэн пэй-лайк!

– Дура ты, нет денег, ни пайсы не осталось, понимаешь?

– Сказки, тхэкин!

Он беспомощно начал рыться в карманах, готовый уже чем угодно откупиться от нее. Пальцы наткнулись на золотой портсигар. Он его вынул.

– Если я дам это, уйдешь? Закладчик возьмет за тридцать рупий.

Ма Хла Мэй слегка задумалась, потом буркнула:

– Давайте.

Он бросил портсигар на обочину. Она мигом нашла его в траве и сунула за пазуху. Флори пошел к дому, благодаря силы небесные за то, что попрошайка замолкла. Портсигар был тот самый, который она украла десять дней назад.

У своей калитки Флори обернулся. Ма Хла Мэй – сероватая фигурка в лунном свете – все еще стояла у подножия холма и, словно настороженная гончая, следила за ним до самого конца пути. Снова в голове пробежало некое подозрение, уже мелькавшее при получении ее письма с угрозами. Настырностью она раньше вроде бы не отличалась – странно, как будто кто-то ее науськивает на него.

18

После последней свары Эллис нацелился неделю травить Флори, изобретя совершенно непонятную дамам позорную кличку «мусик, любимчик черномазых» и планируя массу тематических вариаций. Скандальные байки Эллиса (сочиняемые им обо всех, с кем он ссорился), изливаясь узорами бесчисленных повторов, превращались в настоящие саги. Реплика Флори «Верасвами хороший парень, будь я проклят!» творчеством Эллиса была раздута в такой крамольный сюжет, который мог бы занять целый номер «Дейли Уоркер».

– Честное слово, миссис Лакерстин! – Обнаружив кое-что касательно лейтенанта Веррэлла и внезапно исполнившись презрения к Флори, мадам весьма охотно внимала Эллису. – Честное слово, если бы вы слышали вчера все его речи, вас бы в дрожь бросило!

– О, неужели? Меня, знаете ли, постоянно шокировали его просто дикие идеи. Надеюсь, не социализм?

– Хуже.

Последовали жуткие подробности. К досаде Эллиса, сам Флори соскользнул с крючка. На следующий день после крушения всех надежд он уехал в свой лагерь. Зато Элизабет наслушалась о нем такого, что помогло ей окончательно увидеть, определить его натуру. Она наконец ясно поняла, чем же все время бесил ее здешний поклонник, умник той же породы, что все эти ленины, куки и монпарнасский сброд с их свинскими стишками. Умник с идейками еще грязней его туземных любовных шашней. Дня через три нарочный принес от него (до лагеря Флори был день пути) невнятное, высокопарное письмо. Она не ответила.

Флори очень повезло, что в лагере сразу навалилась куча забот. Без него все там развалилось: не хватало уже тридцати грузчиков, хворавший слон еле дышал, из-за заглохшей дрезины на десять дней задержалась отправка горой скопившихся тиковых бревен. Не большой спец насчет машин, Флори бился с мотором, пока весь не покрылся машинным маслом, получив от Ко Сла строгое замечание за недостойную белых «работу кули». Однако же дрезина начала все же пусть не бегать, но кое-как трюхать по рельсам. У слона обнаружились просто-напросто глисты. Что касается кули, то массовое дезертирство объяснялось изъятием опиума, который служил им в джунглях профилактикой лихорадки. Конфискацию нелегального опиума организовал, между прочим, хлопотливый У По Кин, не забывавший вредить Флори. Помог доктор: в ответ на письменную просьбу Флори он решился прислать нужную толику контрабандного наркотического средства, а также передал лекарство для слона с подробной инструкцией, благодаря чему был извлечен шестиметровый солитер. Трудился Флори по двенадцать часов в сутки, а вечерами, если не было работы, уходил в джунгли и бродил, бродил там, пока пот не застилал глаза и колени не покрывались ссадинами от колючек. Ночами бывало особенно невмоготу. Терзавшая горечь утраты, как свойственно душевной боли, оседала медленно, едва-едва.