Все сказки старого Вильнюса. Начало

Я открываю рот, чтобы спросить вслух: «Когда, интересно, тут успели накрыться все забегаловки?» – но в этот момент откуда-то сверху, предположительно, из распахнутой форточки на нас обрушивается, условно говоря, музыка. Как бы песня. Сперва звучит смутно знакомый дискотечный ритм, а потом включается блеющий голос: «Ну почему, почему, почему был светофор зеленый?»[40]

Удар ниже пояса. Так нельзя.

– Валерий Леонтьев, – потрясенно констатирует Ежи. – Матерь Божья, у меня же сестра под этот светофор зарядку по утрам делала. Суровые были времена, середина восьмидесятых, до советской эстрады добралось диско, и от этого союза родилось множество… эээ… удивительных мутантов. И ведь кто-то, оказывается, до сих пор это слушает. Вот интересно, кто?

– Какой-нибудь сумасшедший коллекционер музыкального антиквариата, – говорит Каролина. – Таких всегда хватает. Сходил с утра на Тауро[41], прикупил крутой винтаж, радуется теперь, святая невинность, простая душа.

Я смеюсь, хотя мне, по правде сказать, совсем не смешно. Потому что вот прямо здесь, в этом угловом доме должен быть безбожно дорогой интерьерный магазин «C&D», где буквально вчера мы с Моникой выбирали подарок для ее мамы. А сегодня тут только темные окна, даже фирменные надписи на стеклах куда-то подевались. Господи твоя воля, только вчера еще все было на месте. Не месяц назад, вчера, вчера!

«Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он им светит! – несется нам вслед. – Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он горит!»

Ладно, ничего, пусть бегут, пусть горит, зато Саливаныч наш уже перешел бульвар Вокечю, а мы – за ним. И, конечно же, для него путь был открыт, а нам снова приходится ждать, пока проедет такси с зеленым огоньком; удивительно, кстати, что всего одно, обычно в это время на бульваре не протолкнешься, все-таки суббота, выходной, все устремляются в центр, особенно в такую отличную погоду, как сегодня. Вот скажите на милость, куда они все подевались, эти жизнерадостные толпы праздных субботних гуляк? Несколько человек вдалеке, старушка на лавке, влюбленная пара на другой – и это все?! Быть того не может.

Но так есть. А вывесок – нет.

И еще эти чертовы бледно-желтые фонари.

– Надо же, «Волга», – говорит Ежи, пока мы пересекаем бульвар, стараясь не отставать от мелькающей впереди белой шапки.

– Что – «Волга»? – рассеянно переспрашивает Каролина.

– Такси. В смысле марка машины. В СССР все такси были «Волги», помните? Я думал, сейчас таких уже нет.

– В некоторых фирмах водители на своих машинах работают, – говорит Каролина. – В «шестерках»[42] – точно; не знаю, где еще. Так что вполне может быть «Волга», почему нет.

«Действительно, почему нет, – думаю я. – Почему нет? Каролинка молодец, в отличие от некоторых. Что на меня вообще нашло? Почему мне так стремно, словно в любой момент из-за угла может выскочить толпа маньяков с окровавленными топорами наперевес? Или еще что-нибудь похуже. Определенно похуже, маньяки-то ладно, справимся как-нибудь, а вот… Эй, нет, стоп, хватит, все в порядке! Шесть часов вечера, выходной день, мы вовсю развлекаемся, пасем Саливаныча, и сейчас он приведет нас к источнику блаженства, в смысле, к пирожкам. Совершенно не та ситуация, когда нужно трястись всем телом и вжимать голову в плечи, опасаясь смотреть по сторонам, чтобы, не дай бог, не увидеть чего-нибудь… А, собственно, чего?»

Нет ответа.

Да ну, вру, есть ответ. Просто он мне не нравится.

Этот ответ не нравится мне настолько, что я еще какое-то время молчу, не отрываю глаз от белеющей впереди шапки Саливаныча, уговариваю себя, что у нас все в порядке, и мне это почти удается, но тут Ежи тянет меня за рукав:

– Смотрите, а тут, оказывается, до сих пор таблички не поменяли. Вместо «Dominikonu» все еще «J. Garelio»[43]. Это, получается, с девяностого года так и висит?

– С восемьдесят девятого, – механически поправляю я.

У меня на самом деле уже появилась складная, убедительная, просто прекрасная версия, объясняющая все нелепицы разом: сегодня в Старом городе снимают кино, условно историческое, в смысле, о советском прошлом, а что тележки с техникой и автобусы с массовкой еще не подтянулись, так просто не успели, подготовка к съемке – это же очень долгий процесс.

Но вместо этого я почему-то говорю:

– Пошли быстрее. По идее, Саливаныч вот-вот свернет за угол, на Стиклю. Только не хватало его сейчас потерять.

«Потому что он нас сюда завел, а значит, только он и выведет», – думаю я. Но убейте меня лопатой, если я решусь сказать это вслух.

Мне и не надо ничего говорить. Потому что Каролина берет меня за руку. И Ежи она тоже берет за руку. И ускоряет шаг. Мы едва за ней успеваем, сворачиваем на Стиклю вслед за Саливанычем, вот он, совсем рядом, только бы не обернулся сейчас. Не надо ему оборачиваться, я точно знаю.