Все случайное - заслужено! (СИ)

— В Бога не верим! Пылесосами не пользуемся! И в прочих услугах не нуждаемся!

— Счастье-то какое! Не зря значит воспитывал, такую неблагодарную девчонку! — ехидно рявкнули из-за двери. Я в шоке подбежала к двери и раскрыв ее, радостно завопила:

— Дедушка! — Крепко обняв все еще не потерявшего статную осанку пожилого высокого мужчину, я как маленькая повисла на шее у него.

— Нитка! Вредная девчонка, ты похудела чтоль? — оглядывая меня цепкими синими глазами, сказал дед, затем взъерошив густые черные волосы, которые только у висков слегка серебрились, он еще раз внимательно вгляделся в меня. А черными волосами у деда оставались и по сей день, но только потому что он никогда не позволял никому трепать себе нервы, скорее всего потому что у него был черный пояс по этому делу. — Влюбилась, — сделал прогноз дня дед. А у меня снова навернулись слезы на глаза.

— Дед, ты че? Да, никогда! — фыркнула я, собираясь позорно отвернуться, дабы спрятать свои глаза.

— А ты деду не ври! Уж я поболее тебя на свете живу. И чего встала, как дуб вековой? А кто любимому деду чай сделает? Семь часов в дороге трясся, а эта нахалка даже не думает про своего старого деда, который не сегодня завтра помрёт! — И вот детально знакомая картина с детства: дед прикладывает руку к груди и с мученическим выражением лица начал сползать по стене.

— Ладно, — раздраженно ответила я. — Тебе какой чай? Черный или зеленый? — спросила я.

— Зеленый — сама пей, черный естественно, — ворчливо сказал дед, снимая серое пальто и разуваясь.

— А зеленого и нет, — ехидно сказала я.

— А чего тогда спросила?

— Так, вежливость прирожденная, — отозвалась я. Дед гомерически расхохотался, и довольно со здоровой долей гордости сказал:

— Моя внучка!

Я поставила греть чайник и через пять минут, уже готовый ставила перед дедом. Сама я сделала себе кофе.

— Дед, а ты чего сорвался? Ты же осенью не приезжаешь в город, — сказала я, отхлебывая большой глоток кофе из кружки с пчелкой. Осенью и весной дед часто страдает от давления, и поэтому дороги переносит еще тяжелее.

— Так, от тебя ж весточки не было никакой две недели! Телефон ты не брала, а потом и вовсе недоступна стала. Вот и заподозрил что-то не ладное. А то о тебе ущербной, кто еще будет заботиться, — пробурчал недовольно старик. Да, проявление нежных чувств таким способом — это у нас с дедом общее. Мы никогда не говорим «любим» или «скучаем», потому что это как-то… не по-нашему!

— Телефон просто потерялся, — соврала я.

— Что-то в тебе изменилось, Нита, — задумчиво протянул дед. — Смотреть начала по-другому, да и глаза как-то по особому начали сверкать. Так, кто же он?

— Зло мирового масштаба, — честно ответила я.

— Да? А случаем это «зло» не связано с криминалистикой? — подозрительно сощурил синие глаза дед.

— Возможно… хотя, я не в курсе, — пожала плечами я.

— Тааак, а откуда он?

— Не из этого мира он, дед, — снова честно ответила я.

— Наркоман, что ли? — недобро спросил дед, сжимая в руках стальную трость.

— Нет. Ничего больше не спрашивай! Я не хочу об этом говорить. Тем более, что я больше его не увижу. — Естественно! Ведь в сериалы не ходят маршрутки! Ой, а что это за капли упали мне на колени?

— Хорошо, как скажешь, чертенок, — вздохнул он. — Вижу, что больно тебе. Знаешь, я же так и не смог сказать твоей бабушке Елизавете, что люблю её, — вдруг вздохнув, сказал дед. Я удивленно посмотрела на него.

— Как?

— Вот так вот, — взмахнул в стороны руками он. — Так бывает, Нита, что и из-за гордости, ты не можешь сказать самые главные слова в жизни. Я молодым был, ой, как я любил посмеяться над влюбленными людьми, считал все это глупостью! А, когда сам оказался влюбленным, я этого не понял. Злился сильно, и с бабушкой твоей ругался страшно, но только время наказало меня за слезы Елизаветы. Как только родился твой отец, то я только тогда понял, что люблю больше жизни эту добрую женщину, но вот… она уже лежала мертвой. А слова, которые так и не слетели в свое время с уст, так и остались на губах, придавая горечь и вину. Ты очень похожа на меня, Нита. И я бы не хотел, чтобы моя единственная внучка ходила всю жизнь, словно памятник вечной гордости, — со скатившейся одинокой слезой, закончил он. Затем стерев ладонью слезу с лица, он сказал: — Ладно, пойду я прилягу отдохнуть. Похоже давление опять подскочило. Я завтра утром обратно уеду. — И схватившись за трость, слегка прихрамывая поплелся в гостиную.

А я так и осталась сидеть на кухне. Слова деда теперь прочно засели в моей голове, и я теперь только об этом и думала. В особенности засели строки «а слова, которые так и не слетели в свое время с уст, так и остались на губах, придавая горечь и вину».

***

Следующие две недели прошли быстро и в суматохе. Я уволилась с работы, забрала трудовой договор, а так же свой заработок. Затем ездила по собеседованиям и пыталась устроиться на другую работу, пока не случилось кое-что странное…

Я знала, что утро бывает злым, но никак не надеялась, что съеденная вчера кесадия с курицей потребует своего выхода. М-дэ, подсунули мне опять отраву.