Все случилось летом

Тот, кого назвали Сидоровым, отступил, и только тут, переведя дыхание, Стабулнек обнаружил, что его окружают еще человек десять. Но прежде всего он обратил внимание на отдавшего приказание. У бровки тротуара стоял молоденький военный с монгольскими чертами лица. Одной рукой он придерживал автоматическое ружье. Гимнастерка в нескольких местах была порвана, грудь нараспашку, в петлицах лейтенантские кубики. Темный блестящий слой пота покрывал воротник, зато подворотничок был свежий, белый, будто только что пришитый.

— Ты кто такой? — повторил вопрос лейтенант.

Подошел еще кто-то. Полосатая тельняшка плотно облегала атлетическую фигуру. Голова обмотана грязными бинтами, сквозь них проступала спекшаяся кровь, а поверх повязок, словно из тюрбана, торчали светлые вихры. Моряк встал таким образом, чтобы пленник, чего доброго, не вздумал бежать.

— Видно, придется его обработать, разговорчивей станет. Наверное, из этих сволочей диверсантов. Пятая колонна… — протянул моряк.

— А может, он не понимает по-русски? — усомнился лейтенант, который был, очевидно, за старшего. И тут же крикнул: — Эй, латыш, иди-ка сюда!

На камне тротуара, вытянув ноги на булыжник мостовой, сидел человек лет тридцати в сером помятом костюме, на голове была военная пилотка, на коленях лежала винтовка. Он грыз черствую горбушку, но, когда его окликнули, проворно вскочил и, отправив в рот оставшиеся крошки, подошел к ним.

— Слушай, латыш, это, наверное, кто-то из ваших, — обратился к нему лейтенант. — Спроси, кто такой, откуда у него винтовка.

Поняв, что от него хотят, пленник оживился, с облегчением вздохнул, облизал пересохшие губы. Достав из кармана паспорт, протянул его лейтенанту. Тот посмотрел фотографию, потом глянул на Стабулнека. Полистал, поднял паспорт на свет и вернул безо всякого почтения.

— Больше у него ничего нет?

— Других документов нет? — повторил переводчик.

Из второго кармана Стабулнек достал комсомольский билет. Лейтенант был как будто удовлетворен. Он сказал Сидорову:

— Возьми у товарища винтовку, а сам пусть идет своей дорогой.

— Отдай винтовку, — сказал Сидоров, протягивая руку.

Стабулнек отскочил к стене дома, обеими руками прижав винтовку к груди.

— Не дам! — закричал он. — Не имеете права! Не от вас получал! Я расписку давал. И номер записан. Я за нее отвечаю! Я охраняю пост, понимаете?

Переводчик едва успевал переводить.

— Перед кем ты отвечаешь? — устало спросил лейтенант.

— Как перед кем? Перед теми, кто вручал оружие!

К нему подскочил матрос и молча вырвал из рук винтовку.

— Балда безголовая! Что, не знаешь, наши еще вчера город оставили? Здесь армии больше нет! Немцы в городе, они повсюду! На что надеешься? Мы-то солдаты, а ты? Первый же немец к стенке поставит. Капут! Понял? Как козявку! — И, сделав пальцами выразительный жест, он добавил: — А винтовка попадет к врагам. Теперь тебе ясно?

Когда ему перевели, юноша упрямо тряхнул головой.

— А как же он? — спросил Стабулнек, указывая на переводчика в гражданской одежде. — Почему ему можно, а мне нельзя?

— Он взрослый, знает, что делает, а у тебя молоко на губах не обсохло. Ну, проваливай, пока цел!

Сидоров даже ногой притопнул, давая понять, что будет плохо, если тот ослушается. И упрямцу ничего другого не оставалось, как уйти. Его смуглое, нежное, почти девичье лицо раскраснелось от обиды, и, отойдя на несколько шагов, он обернулся и сказал:

— Все равно я вернусь! И опять достану винтовку, так и знайте. Нечего меня уговаривать, знаю, что делаю.

Стабулнек двинулся дальше, с каждым шагом все больше поражаясь необычному виду города. Солнце клонилось к горизонту, близился час, когда после полуденного зноя улицы заполняются народом, а теперь не было ни души. На мостовой лежала раздавленная подушка, кружился белый пух. Можно было подумать, что здесь задавили птицу. Чуть дальше валялся велосипед, неизвестно почему и кем брошенный.

По временам то справа, то впереди, то слева раздавался странный перестук, будто с небольшими перерывами строчила гигантская швейная машина, а в промежутках великан молотобоец дубасил по наковальне, огромной, как дом. Город укрывала дымная пелена, запах гари пощипывал ноздри, от него першило в горле, а солнце сквозь грязный полог проглядывало мутное, бледное. Но к этому Стабулнек успел привыкнуть в предыдущие дни. Необычной была пустота улиц. Страшное, гнетущее затишье, когда кажется, вот-вот случится что-то непоправимое.

Охваченный недобрым предчувствием, Стабулнек невольно замедлил шаги. И все-таки идти надо, другого выхода нет. Надо достать винтовку. Винтовки должны быть в порту, в рабочем общежитии, в его общежитии, в подвале, где раньше стирали белье. Четыре дня назад, когда он получал свою, там оставались лишние. Наверное, и сейчас стоят. У плиты с большим вмурованным котлом…