Все случилось летом

Узкая тропинка, петлявшая вдоль крутого берега, скоро привела Каспара к зеленому туннелю из столетних дубов и лип, среди которых буйно разрослись орешник с рябиной. Отсюда не было видно ни неба, ни Даугавы. Дышалось легко, и легко было подниматься в гору. Настроение у Каспара было прекрасное. Он собирался затянуть какую-нибудь песню или просто посвистеть, но, не успев сделать ни того, ни другого, застыл на месте от удивления: неподалеку пели. Да, в самом деле, кто-то пел. Ясный женский голос звучал так естественно, что сливался со старым парком, как сливались с ним легкие сумерки. Казалось, этот голос звучал здесь всегда. Стараясь не спугнуть певунью, Каспар стал осторожно продвигаться вперед. За стволами показалась серая раковина эстрады и лужайка с деревянными скамейками для зрителей. Кругом не было ни души, но песня доносилась оттуда, с эстрады. Каспар подкрался совсем близко и глянул поверх гирлянды сухих дубовых листьев, оставшейся здесь еще с праздника песни.

И он увидел девушку в легком синем платьице. Над головой она держала прозрачную розовую косынку и плавно скользила взад и вперед по дощатому настилу, не спуская глаз со скамеек. Посмотрел туда и Каспар, но там никого не было. Кому же она пела? Может, просто так? Оттого что не могла не петь? Это была песня без слов, и все же слова у нее были. Песня говорила о чем-то родном и близком, может, о далеком, в детстве виденном сне, о том, как хорошо пройтись краем поля, где ржаные колосья касаются рук и плеча, где облако цветочной пыли не спеша плывет над золотыми нивами, с каждым дуновением ветра опускаясь все ниже, все ближе к бродящим соками стеблям.

Каспар слушал, охваченный странным, неведомым чувством. А девушка пела, снова и снова повторяя все тот же мотив. Должно быть, она воображала, что перед ней огромная аудитория и множество зрителей, скрытых в сумерках, затаив дыхание, внимают песне.

Потом она замолчала. Отвесила поклон воображаемым слушателям и опустила руки с косынкой.

— Еще! Спойте еще! — крикнул Каспар, выходя из укрытия к первым рядам скамеек.

Девушка вскрикнула, закрыла лицо руками, хотела убежать в боковую дверцу, но Каспар окликнул ее:

— Подождите, не бойтесь. Не съем же я вас.

Она круто повернулась, словно принимая вызов, и, сделав несколько шагов в его сторону, остановилась, заложив руки за спину. Молодая, стройная, босоногая, черты лица тонкие, каштановые волосы ее почти касались плеч. Девушка густо покраснела — того не мог скрыть даже загар, и, почувствовав это, девушка смерила Каспара неприязненным взглядом.

— Может, еще споете? — сказал он и, сообразив, насколько глупо сейчас звучали его слова, сам покраснел.

— Как вам не стыдно! — возмутилась девушка. — Тайком подкрались и… и… Даже не знаю, как назвать…

— Совсем я не крался, — возразил Каспар. — Я был на реке и вон той тропкой возвращался домой. Я живу там… — Он кивнул в сторону леспромхоза, видневшегося вдали, за парком. — А тропа эта в такой же мере моя, как и ваша. Вдруг слышу песню… Кстати, как она называется?

— Отгадайте! — сказала она уже приветливей.

— Может, и отгадаю, только не сразу. Так вот, слышу песню. Остановился, стал слушать. Потом вы замолчали. И все.

— И больше петь не буду. Хотя бы потому, что вам не понравится, как первый раз. Верно?

Это «верно» было ниточкой для продолжения разговора, и Каспар ухватился за нее.

— А может, вы стесняетесь? Так я могу отойти подальше и спрятаться вон за тем кустом. Вы снова будете одна, как прежде.

— Не поможет, — сказала девушка, спрыгнув с эстрады, тем самым как бы говоря, что дальнейшие разговоры на эту тему бесполезны. — А вы любите музыку? — спросила она.

Каспару никто не задавал подобных вопросов, да и сам он об этом никогда не думал. Оттого немного растерялся.

— Мне очень понравилось, как вы пели, — ответил он уклончиво.

Девушка слегка кивнула. Должно быть, и ей приходилось впервые слышать такой отзыв о своем пении. Потом, светло улыбнувшись, она посмотрела Каспару прямо в глаза и рассмеялась.

— Вот видите, как интересно мы познакомились. Как в романе!. Вы, наверное, работаете шофером?

— Да, — ответил Каспар и хотел было добавить, что, кроме того, он еще и механик, но передумал: какое это имеет значение, ведь он не в отделе кадров.

— Мне нравится ваша профессия. Если у меня все разладится, пойду учиться на шофера.

Каспар внимательно посмотрел на нее. О каком разладе она толкует? Смеется, что ли, над ним? Вроде нет. Лицо серьезное. Потом снова улыбнулась.

— Ну, пора домой. Нам с вами немного по пути.

«Жаль, что немного, — подумал Каспар. — И жаль, что больше не услышу, как она поет. Сейчас мы разойдемся, осталось пятьдесят шагов, еще тридцать, десять».

— Что вы такой угрюмый, неразговорчивый? Может, оттого, что солнце село? Не печальтесь, завтра взойдет.

— Я не печалюсь, — пробормотал он, пытаясь улыбнуться. — Мне как раз очень весело. Прямо-таки петь хочется от радости.

— Странный вы…