Рейнис искоса глянул на Каспара и, смутившись, отвел глаза. Во всем этом было нечто такое, чего Харис никак не мог уразуметь, — сплошной цирк. И он громко рассмеялся.
— Ну, чего ты ржешь! — с напускной злостью накинулся на него Рейнис.
— Забирай свои дудочки и не хвастай, — поддержал его Каспар.
И они, будто сговорившись, вместе обрушились на Хариса, тот, впрочем, ничуть не сердился. Добродушно отшучиваясь, он развесил рабочую одежду Рейниса по гвоздям, задвинул под кровать его стоптанные башмаки и вместо этого подсунул ему выходной костюм.
Наконец, подталкивая друг друга и весело препираясь, все-трое с грохотом скатились с лестницы и направились в сарай, где стояла директорская «Победа». Но, видно, на душе у каждого остался неприятный осадок, и всю дорогу ехали молча.
Кинотеатр, он же клуб и читальня леспромхоза, размещался в бывшем торговом складе. Старинное здание, хотя и переделанное, приукрашенное, все же было тесновато, особенно для больших мероприятий. Рядом стоял двухэтажный каменный дом, некогда тоже владение торговца. Там жили семейные рабочие. Отчаянно гудя и распугивая ребятню, Харис подкатил к дверям клуба и, высадив своих пассажиров, поставил машину под самыми окнами, чтобы во время сеанса можно было выглянуть — все ли в порядке. Он знал, что мальчишки до тех пор не угомонятся, пока не осмотрят и не ощупают всю машину.
Первый сеанс еще не кончился. В фойе собралось довольно много народа — ребятня, молодежь. У входа в зрительный зал за столиком сидела кассирша, в комнате механика приглушенно жужжали киноаппараты. Мальчишки бойко обменивались почтовыми марками: «Есть у тебя такая?», «А такая?» Одного менялу за шиворот оттащила в сторону мама в красной кофте поверх белого платья, в тапках на босу ногу. В руке у нее большая коричневая сумка; раскрыла, достала пригоршню печенья: «Хочешь? Бери, ешь!» Парнишка забрал печенье и, набив им полный рот, снова скрылся в толкучке. В углу трое молодых людей черпали кружкой воду из жестяного бачка и по очереди пили. Один из них был худой и долговязый. Блестящие сапоги, зеленые брюки галифе, яркая ковбойка, коротко подстриженные темные волосы и большие нежные глаза.
— Ты смотри, и Булка здесь! — шепнул Рейнис, толкнув Каспара.
Тот равнодушно глянул в угол и кивнул, здороваясь: как-никак свой человек диспетчер Япинь. Но в ответ оттуда донесся смешок.
— И шофер-молочник тут как тут. На директорском моторе прикатил. Прямо министр. А мы все больше пешочком. Да еще на мотоцикле.
Это, несомненно, адресовалось Харису. Но тот, хотя в нем все кипело, пропустил насмешку мимо ушей. За время своей работы он научился многим житейским премудростям, и одна из них гласила: «Не слушай того, чего тебе слышать не следует». Поэтому, повернувшись к Япиню спиной, Харис неторопливо направился к столику кассира, где в это время девочка в коричневом платье покупала билет. Вцепившись в ее длинную косу, позади стояла младшая сестричка.
— И ты, малышка, в кино собралась? — с улыбкой обратился к ней Харис. — У меня для тебя найдется конфетка.
Он обшарил все карманы, но там ничего не оказалось, кроме червивого яблока. Девочка взяла его и спряталась за сестру.
— Какая славная девочка! — воскликнул Харис и только после этого глянул в угол, где стояли те трое.
Но их внимание уже переключилось на другое: в фойе робко вошел щуплый мальчуган и, стараясь остаться незамеченным, пробирался вдоль стены к кассе. Он был босиком, в синей выцветшей тенниске, в штанишках выше колен. Обожженное солнцем лицо испуганное.
— А! Всемирно известный путешественник пожаловал! — донеслось из угла.
— На своем реактивном самолете прилетел! — сострил Жак Япинь и сам рассмеялся.
— Ну, и здорово отколотил тебя отец? Расскажи нам, не стесняйся.
— А каково в чужих краях? Лучше там или хуже?
Теперь все смотрели на парнишку — мальчишки-марочники, молодые люди, женщины, кассирша. Это он вместе с приятелем перетащил тайком из клуба в сарай старый киноаппарат и там в большой тайне от всех конструировал реактивный самолет. А когда секрет открылся, он убежал из дома и в конце концов очутился на Украине, где и был задержан милицией. Отцу пришлось поехать туда и забрать домой юного «авиаконструктора», и, уж конечно, он не погладил сына по головке за такие проделки.
Теперь мальчуган, потупившись, стоял, будто пригвожденный, и, наверное, шептал про себя волшебные слова, чтобы земля расступилась и поглотила его. Но земля не расступалась, а насмешливые взгляды разили, как острые стрелы. Вот если бы он был большой и сильный! Но он не был ни тем, ни другим и поэтому лишь проглотил горький ком, подступивший к горлу, чтобы никто не увидел ни одной слезинки. Вдруг какой-то человек подошел к нему, и мальчуган услышал его хрипловатый, негромкий голос:
— Как им не стыдно!
Своей сильной рукой человек легонько подтолкнул его к кассе и купил ему билет. Потом сказал:
— Не обращай на них внимания.
И женщина, та, что угощала сына печеньем, подошла и сказала:
— Взрослые люди, а ума ни на грош.
И кассирша ее поддержала.