Все, способные держать оружие… Штурмфогель

Я еще раз пролистал два последних дня: в обратном направлении. Но больше ничего серьезного не вспомнил. Наверное, просто реакция на то, что я ни черта не понимаю в том, что происходит…

Я повторил это еще раз: ничего не понимаю. Ничего не…

А почему, собственно? Что такого неожиданного и необъяснимого происходит? Ничего…

Тем не менее я откуда-то знал: все происходящее не имеет никакого рационального объяснения.

Это я начитался Петьки.

Так вот, наверное, что я забыл: поискать его по-настоящему. Елочки зеленые, ведь я вообще его не искал! Я будто бы забыл о нем… хотя на самом деле – не забыл. Но при этом – ни малейшей попытки…

Да, я иногда веду себя странно. Даже очень странно. Но ведь не настолько же!

Морок. Наваждение. Отвод глаз. Сейчас, думая о Петьке, я испытывал некое… томление? Желание переключиться на что-то другое?

Как будто пытался удержаться на маленьком, но очень скользком ледяном бугорке…

Запах воска и ладана становился все сильнее: будто я силился вспомнить что-то с ними связанное. Но потом тупо застучало в висках, что-то тяжелое и холодное просунулось и стало скапливаться позади глаз, я смежил веки: резь.

Недосып. Дым.

Ничего. Скоро все кончится.

Голова и глаза болели так, что из собора я выходил слегка в тумане. Однако, судя по всему, никаких глупостей я не совершил. Один из телохранителей, Алексей, шел впереди, осторожно прокладывая путь, второй, Василий, – прикрывал сзади. Все было чинно. В дверях нас пропустил, посторонившись, Валерий Михайлович. В руке его был зажат серый бумажный конверт – в таких бросают в кружку пожертвования.

Значит, все готово…

Первая операция была простейшей: мы садились в машину, и в этот момент в нее стукался – так, чуть-чуть – грузовичок для уборки улиц. Меня выхватывали из машины и уводили под прикрытием в отель «Привал». Все это должно было происходить под прицелом минимум трех видеокамер: городского канала, «Европы» и «Веры»: репортеры подкарауливают известных персон, которым в такой день миновать собор непросто. А в отеле телохранители пару раз обратятся ко мне: «Ваше высочество…»

К вечеру слух должен распространиться. Я же попаду еще в одно незначительное происшествие…

Разыграли как по нотам. Помойный грузовичок, за рулем которого я увидел того щуплого и в очках парня, стерегшего конспиративную квартирку, тюкнул нас в бампер, телохранители выхватили меня и, прикрывая собой, быстренько оттащили под своды. Суету репортеры засекли, это было видно, а кроме того, несколько туристов и паломников тоже быстренько отсняли нас на свои компакты. Что ж, сюжет будет. В холле меня установили в темный уголок за стойкой, рядом с телефонами. Телохранители держались в шаге от меня, сканируя взглядами все окружающее пространство. Сквозь стеклянную стену, чуть осмугляющую внешний мир, я смотрел, как разбираются наш водитель, водитель помойной машины и дорожный полицейский. Потом я почувствовал на себе чей-то взгляд. Очень пристальный взгляд – он припекал щеку. Я скосил глаза, повернул голову…

У лестницы, крытой красным ковром, стоял Петька и с беспредельным недоумением на круглом веснушчатом лице разглядывал меня.

– Вася, – тихо сказал я.

Телохранитель, продолжая держать холл, чуть развернул голову, сделал знак: слышу.

– Видишь парня у лестницы? Мне нужно с ним незаметно поговорить. Это как раз по нашему делу.

Кивок в ответ.

28.04. Около 15 час. Константинополь, ул. Осман-паши, 322

Теперь я видел, что Валерий Михайлович был абсолютно прав: мы с наследником походили друг на друга почти как близнецы. Сейчас, когда опасное и неприятное приключение для него закончилось, он был возбужден, говорил много и громко, часто смеялся коротким резким смехом, обрывая себя, – и чувствовалось, что он сам себе неприятен, но бессилен что-либо изменить. Такое состояние следует переждать, выжечь понемногу, не допуская посторонних до процесса. Но возможности для этого у него не было.