— Народ! — сказал я, встав посреди всего этого безобразия. — Сегодня уже ничего не будет. Приказ — всем развлекаться. Разбрестись попарно. Рассредоточиться по всему городу. Не мельтешить на этом пяточке. И вообще — почему забросили турбазу? Кто там дежурит сегодня?
— Раз начальство так велит… — проворчал Панин и встал. — Ну, как, ничья или отложим?
— Отложим, — сказал Командор. — Хотя нет — дурная примета. Ничья.
— Согласен. — Панин смахнул шахматы с доски.
— Гера, — сказал Командор, — ты остаешься при Якове, карауль его, чтоб чего не натворил. Все. Остальные свободны, сюда не возвращаться, в семь утра быть по койкам. Панин, проследишь.
— Дети они, что ли, — следить за ними?..
— Р-разговорчики!..
— Та-ак точно, разговорчики!
— Приеду, проверю.
— Мы уже ушли. Вот нас нет, вот мы далече… Сашенька остановилась передо мной, наклонила голову, спросила:
— Ты чего такой, Пан?
— Какой?
— Да вот… стукнутый чем-то.
— Нет, это я так мысль думаю.
— Надо, наверное, тебя встряхнуть немного. Хочешь, составлю компанию?
— Давай. Ты, я и Командор.
— Втроем?
— Он мне для дела нужен.
— Хм. Ладно. Он для дела, я для удовольствия. Годится.
— Кстати, пока я не забыл. Завтра мы с тобой идем в ресторан «Алазани».
— Ты меня приглашаешь?
— Можно сказать и так.
— И опять втроем?
— Нет уж, нет уж.
— О-о!
— Так вот.
— А тогда давай и сегодня в ресторанчик завалимся? Пригласишь?
— Но только не в «Алазани».
— В «Марсель».
— Губа не дура. Годится.
— Тогда надень что-нибудь поприличнее. В «Марсель» так не ходят.
09.06. Около 21 час
Набережная Геринга, 11. Ресторан «Марсель»
Солнце садилось во мглу, на полнеба висело багровое зарево, все в розово-сиреневых рубцах высоких облаков, и само солнце, застрявшее между одинаковыми, как бетонные шпалы, «сорокапятками» Пресни, имело цвет остывшего металла, и такого же цвета блики дрожали на воде, и казалось, что это от воды веет огненно-кирпичным зноем. Будет ветер, сказала Саша. Она стояла спиной к реке и смотрела в другую сторону. Пан, какой ужас, ты такого не видел, наверное… Я оглянулся. Красно-черно-зеркальные небоскребы проспекта Геринга, и без того бьющие по нервам, сейчас казались раскаленными и накренившимися, падающими на нас. Ничего себе, пейзажик, согласился я. Не для впечатлительных. В далекой перспективе проспекта на фоне густо-синего непрозрачного неба ослепительно белела километровая Измайловская игла. На двух третях высоты ее перечеркивала черная полоска: обзорная палуба, остекленная поляризованным гляссетом. Именно там будет проходить историческое совещание глав четырех держав… полюс недоступности, подумал я, у фон Бескова неплохие мозги… и тем не менее японские фирмы перекачивают капиталы в Индию, будто план фон Вайля-Толстого сорван. Ну-ну. Оркестр играл что-то из репертуара Виктора Эннса.
Кто-то из танцующих подпевал вполголоса. Командор, как в трансе, раскачивался, объяв пышную блондинку. Потанцуем, предложил я. Саша молча направилась к лестнице. На ней был белый с блестками комбинезон, закрытый спереди и с глубоким вырезом на спине. Танцевала Саша легко и гибко, и если бы не тень ожесточения на лице, все было бы хорошо. Потом мы церемонно раскланялись друг с другом и пошли к нашему столику. Командор приглашал новую партнершу. Я помахал официанту, одетому матросом. Еще два двойных «Бисквита». Слушай, Пан, сказала Саша, а почему ты такой… всегда впереди, на лихом коне? Мы что, тебе неинтересны?
Честно? — спросил я. Официант принес заказ. Честно, сказала Саша. Потому что в противном случае я не смогу расходовать вас, когда это понадобится. И поэтому я стараюсь относиться к вам, как к фишкам на игровой доске. Спасибо, усмехнулась Саша. Не за что, сказал я. Помнишь, как в парках играют в шашки: по рублю за съеденную? Кто жалеет отдавать, тот и проигрывает. Понятно, опять усмехнулась Саша. Чтобы выиграть, тебе надо быть свободным от жалости… понятно. Да, сказал я, но есть еще один очень существенный момент: я очень люблю выигрывать всухую.