Наконец я оставил попытки возобладать над обстоятельствами с помощью одной лишь грубой физической силы. Каковой я никогда особо не отличался. Нет, для своего веса и сложения я был вполне на уровне, но в данном случае значение имели не относительные показатели, а только и исключительно абсолютные. Вот если бы кто-то калибра Криволапова расширил щель, я бы в нее просочился. А так…
Мозгом, мозгом давить надо.
Должен в порядке оправдания сказать, что мозгом я не переставал давить и колотясь о дверь. Хотя этот орган был травмирован всем происшедшим куда сильнее, чем окружающий его организм. Иногда мне думалось, что я так и лежу, контуженный, где-то под стеной, вокруг продолжается бой, а у меня грезы.
Но даже в грезах может быть сосредоточен некий сокровенный смысл…
Я сел на кровать Эльги. Она неохотно повернула ко мне лицо. Отек уже начал спадать, глаз приоткрывался. Синяк приобрел классический цвет спелого баклажана.
— Что было на этом месте в твоем мире?
Мимика побитого лица не отличается выразительностью, но я все же понял, что с вопросом угадал в самую точку. Впрочем, я от природы догадлив. За это меня и ценили как наладчика. За это и пытались завлечь во всяческие хитрые конторы.
И именно в силу догадливости я от этих предложений увертывался.
Хотя вот — довертелся…
— Эти ваши «темпо» — стационарные сооружения, верно? И не иначе, как подземные?
Она села. На лице было смятение.
— Постой. Ведь я ни одним словом…
— Значит, где-то между словами. В контексте. Так вот: вся эта операция имеет отношение к тому, что я сказал?
Она помедлила. Явно что-то взвешивая. Правду и ложь в необходимых пропорциях.
— Да. Нужно было не допустить ядерного взрыва. Иначе здешнее «темпо» погибло бы…
— Скажи, пожалуйста, а все мигранты объединены в одну команду?
— Ты умеешь задавать неприятные вопросы.
— Умею. Значит, не все.
— Да. Та команда, которая создала цивилизацию майя, — они не успокоились. А возможности их… достаточно велики.
— Но не безграничны?
Она покачала головой. Весьма неуверенно.
— Все-таки я многого еще не понимаю, — сказал я. — Вы создаете маленькую новую реальность. Потом — делаете что-то, чтобы она была… менее благополучной и более воинственной, чем оригинал. Значит, в ней не успевают изобрести это самое «темпо». Тем не менее «темпо» здесь существует…
— Да, один из многих парадоксов. Понять это невозможно. Мы можем осуществить самое фатальное вмешательство, а «темпо» все равно остается. Даже если создавать его физически некому.
— И такое было?
— Да… насколько я знаю, дважды. Но при этом каждый из пунктов «темпо» материален и весьма уязвим. Его можно взорвать, засыпать, затопить…
— И американцы чуть было это не сделали?
— Не американцы, а…
— Да нет же, именно американцы. Именно американцы. Ха! Я подозреваю, что они почти дорылись до…
— Не знаю. Может быть.
— А почему за тобой еще не пришли?
— Кто?
— Ну… твои.
— Тоже не знаю. Наверное, думают, что я умерла.
— Списали со счета, значит.
— Не говори так.
— А почему, собственно? Почему не говорить? Нас учат, что с поля боя выносить нужно всех. Раненых, убитых — всех. А тебя, выходит, бросили?
— А представь себе — вход засыпало. Эту лифтовую шахту. Завалило. Скорее всего, так оно и есть. Ну, подумай сам: в любом случае командный бункер должны раскопать. Как иначе? Так где они, твои герои, которые должны выносить с поля боя? Капитан твой — где? Что молчишь?
Я покивал. Наверху явно что-то происходило, но что именно — можно было лишь догадываться. Одно несомненно: тем, кто там вершил дела, — было не до нас.
Все-таки война?
Всем бы ты хороша, девочка, подумал я, но слишком уж много недоговариваешь. А это почти то же самое, что врешь…
Сам не знаю, почему я так подумал.
Год 1991. Игорь
12.06. 04 час. 30 мин
Турбаза «Тушино-Центр»