Все сражения русской армии 1804-1814. Россия против Наполеона

Эта была не только военная победа над феодальной армией, Йена и Ауэрштедт стали приговором старому режиму. После Ульма и Аустерлица последовали события 14 октября 1806 г., и не только политику или феодальному правителю, но и любому здравомыслящему человеку, даже не вдаваясь в детали, стало ясно, что старый мир рушится. Наглядными примерами этого являлись повторяющиеся триумфы французского оружия над лучшими и сильнейшими армиями Европы. Необходимо было не просто что-то подправлять, но и задуматься, что и как делать дальше для сохранения старого мироустройства. Во всяком случае, в военной сфере не Аустерлиц 1805 г., а именно события 1806 г. поставили точку и подвели окончательные итоги развития линейной тактики. Что же касается Пруссии, то после страшной катастрофы, выпавшей на ее долю, это государство поневоле вынуждено было после окончания войны взяться за проведение реформ в самых разных сферах, в том числе и в военной области.

Александр I и поиск стратегических истин

Трудно сказать, в какой степени эти события повлияли на Александра I. Одно несомненно, что по его взглядам на армию и на войну был нанесен очередной большой удар. Он с юности мечтал о военных подвигах, и ему хотелось, блистая полководческими решениями на полях сражений, превзойти убеленных сединой и доблестью старых генералов. Поэтому в 1805 г. он стал первым русским монархом после Петра I, присутствовавшим на театре военных действий. Ему, видимо, не терпелось покрыть себя воинской славой, столь лестной для властителя. Но тогда «военное ребячество» и гатчинское воспитание было противопоставлено гению первого полководца Европы. Отправляясь на войну, он надеялся погреться в лучах русских побед над Наполеоном. Хорошо знакомый лишь с парадной стороной военного дела и переоценивший боеспособность русских войск, император стал свидетелем катастрофического поражения русских при Аустерлице. Испив в полной мере горечь неудач Аустерлица, Александр I, вероятно, вынужден был сделать вывод о том, что первым полководцем в Европе всегда будет его противник. Феноменальные события Йены и Ауэрштедта должны были его лишний раз убедить в этом. Поэтому он выбрал для себя иную сферу и все силы направил в область высокой политики (конечно, не забывая держать под полным контролем армию). Как дипломат российский император показал себя затем мастером политического расчета, в чем ему отдавали должное многие современники. «Это – истинный византиец, – высказывался о нем сам Наполеон, – тонкий, притворный, хитрый» (73) .

Вот только вопрос – насколько далеко российский император решил отойти от военной деятельности, ведь до конца жизни он пристальнее всего следил за своей армией, так как это был очень опасный институт в экстремальных моментах (вспомним хотя бы события 11 марта 1801 г.), но без которого самодержавие не могло существовать. Да и внутренне государь, как и все представители династии Романовых, ассоциировал себя лично в первую очередь как военного человека. Но он с 1805 г. до окончания Наполеоновских войн постоянно находился в затруднении – в поисках людей, которые могли бы возглавлять армию, иными словами, хороших полководцев, готовых успешно противостоять французскому оружию. Сам он не видел таких военачальников среди русского генералитета (не раз об этом говорил), часто искал таланты среди заграничных мэтров военного дела. Надо сказать, что результаты поиска не всегда были для него положительными. Для поднятия собственного уровня военной подготовки и для освоения теоретических основ военного искусства Александр I принял в декабре 1806 г. на русскую службу К.Л. Фуля, который в чине полковника служил до этого в штабе короля Фридриха-Вильгельма III и участвовал в сражении при Ауэрштедте. Фуль в прусских военных кругах считался теоретиком, поэтому был приглашен преподавать царю азы военной стратегии. Это все же свидетельствует о том, что, возможно, император не оставлял мысли о приобретении навыков полководца. Но его выбор педагога можно назвать несколько странным, учитывая, какими словами ругали генерала Фуля русские военные круги в 1812 г. Но именно такие схоласты-иностранцы, умевшие облечь в наукообразную форму стратегические истины, очень импонировали русскому монарху. Видимо, последние научные достижения немецких теоретиков слабо корреспондировались с практикой, с которой каждый раз сталкивались русские генералы на войне.