Если меня надо убрать, но он пока не решается, то сегодня скорее всего убьют кого-то другого. Пока кандидатуры две: Леха и Похотько. Хотя нет, только Леха. Похотько недавно, живой и здоровый, опорожнял ведро. Тогда был один Леха, теперь еще Никита, Олег и Вадик. Авдоева и себя я исключаю.
Появился Авдоев.
— Мусоропровод забит, — объявил он.
— Хорошо, — сказала я, — иди к Вадику, сиди в машине и слушай телефон.
Авдоев послушно заковылял. Я дождалась, когда он сядет в машину, и, убедившись, что Вадик жив, пошла дальше.
Итак — трое.
Если убийца, как мы и предполагали, Похотько, то наиболее уязвимый — Олег, но чисто технически убить его очень трудно. Леха — менее уязвим, убрать его труда не составит, ведь наш убийца перехитрил профессионала Сиренева. Но пройти незамеченным мимо нас троих — тяжело. Уж по крайней мере в тапочках и белом свитере.
Следовательно, если это Никита, то его шансы сейчас равны нулю. На его месте я бы сидела и ждала оплошности со стороны Олега. Это его «Программа максимум».
Леха.
С этим дебилом, простите мне мою однообразность, еще проще. Пробраться к Похотько через его подъезд — нуль. Пробраться через подъезд Вадика шансы есть. Но зачем Лехе тогда идти и мочить Похотько, если можно убить Вадика, на худой конец, Олега? У него в руках винтовка. Я, правда, не знаю, с глушителем или без, но прицел оптический есть точно. Замочить Олега — это очень просто. Пуля пройдет сквозь голову и улетит. Хотя по ране определить можно, но Лехе это знать не обязательно. Значит, он «ищет» в прицел Болотникова.
Многовато на Олежку!
Олег.
С его стороны и Похотько, и Леха открыты. Никиту замочить проще простого. Можно зайти и убить, а по рации сообщить, что сидишь на крыше. Леху тоже пришить нетрудно, нужно пройти через Вадика, и только. А для Болотникова это не проблема, он где-то обучался либо воевал, — подумала я, вспомнив его удар.
Вадик. Ему, в принципе, можно убить всех троих, но Похотько и Олег живы, значит, только Леха.
Итак:
если убит Олег, это или Похотько, или Леха. Но если для Лехи это всего лишь «или», то для Похотько — гроб с его же розами.
Если Леха, то Олег или Вадик.
Если Похотько, то Олег.
Я немного поразмыслила над своими выводами и решила, что они очень похожи на правду.
«Может, сходить посмотреть на Леху? — подумала я. — Ему там, наверно, одиноко. Расстроится еще, решит меня убить, а винтовочка-то у него с ночным видением!»
От таких мыслей я поежилась и спряталась за дерево. Теперь пусть расстраивается.
Интересно, Танюш, всех ты посмотрела, а вот если тебя убьют, то это кто? Леха спускаться не будет, у него винтовка; Никита — у него Олег, Олег вообще ко мне относится с симпатией. Хотя и врезал ногой в живот. Но я, как ни странно, на него не в обиде. Но пусть только попробует повторить…
Ночь тянулась долго и нудно. И не только для Ивановой, Авдоева и других. Нудно и долго она тянулась и для убийцы. Было неудобно и скучновато.
Убийца, как и Т. Иванова, просчитывал ситуацию и пришел к выводу, что его не обвинят. Просто у них ума не хватит. Иванова может лишь догадываться.
Он ненавидел этих умников. Они только и могут, что думать, а как что-нибудь в их головы приходит, то исполняют другие. Козлы. Придумали же посылать войска в Афганистан. Надо же. Абсолютно чужая земля, со своими законами и порядками, ландшафт, который аборигены видели всю жизнь, а мы увидели впервые. Тупость, абсолютная тупость. Но это их не остановило. Нет! Не они же туда поедут, они будут командовать отсюда, с Родины, с… Гады! Но это еще куда ни шло. А вот тупость уже в Афганистане — это непростительно. Преступно.
Убийца прикрыл глаза, вспоминая события войны. Их было много, хороших и не очень, плохих, обычных. Они стерлись в памяти и перекрылись одним-единственным, которое засело в мозгу, как осколок, навечно, обросло мясом и не вынуть его уже, не выкорчевать. Пришел приказ: взять одну деревушку. У них это называлось по-другому, но мы называли их деревушками, а может, и как иначе, убийца не особо помнил.
И вот нас направили туда.
То, как брали деревню, — отдельный разговор. Приказ есть приказ, обсуждать не принято. Взяли ее быстро, особого сопротивления не было. Деревушка не богатая, но и не бедная. В общем, середина наполовину. Мы, гордые и красивые, решали, что делать с пленными, когда взорвался первый снаряд. Война войной, все моментально заняли оборону. Но как потом выяснилось, били наши. То ли «артподготовка», то ли «на хрен сидеть сложа руки» — в данном вопросе ясности не было.
Снаряды рвались кучно, аккурат там, где были свои. У лежавшего рядом с ним парня — пару дней назад он хвастался фотографиями невесты — разорвался снаряд, очень близко. Собрать ничего не удалось, гроб потом, чтобы не посылать пустым, пошел с «травкой».
Но тогда это не волновало. В стороны летели руки, ноги, трещали головы. А когда разошелся дым, он увидел, как с убитого свой же солдат снимал часы. Уцелевшие часы. Тогда не было ярости, было лишь недоумение.