Доктор Чарлз Олден сидел у себя в кабинете и смотрел по сторонам. Конечно, время покинуть Белый дом еще не наступило. Его отставка нанесет ущерб администрации Фаулера. Само прошение об отставке, уже подписанное, было датировано концом месяца. Но все это лишь для соблюдения приличий. Начиная с сегодняшнего дня от него не требовалось исполнять обязанности. Разумеется, он будет участвовать в совещаниях, читать документы, составлять записки, однако информировать президента придется Элизабет Эллиот. Президент был вежлив, но, как всегда, холоден. «Мне очень жаль терять тебя, Чарли, очень жаль, особенно сейчас, но я не вижу иного выхода…» Несмотря на переполнявшую его ярость, Олден сумел сдержаться во время разговора в Овальном кабинете. Лишь один Арни ван Дамм проявил достаточно человеческих чувств, чтобы заметить: «Черт побери, Чарли!» Несмотря на испытываемое им недовольство из-за того, что политическая репутация его босса несколько пострадает вследствие случившегося, ван Дамм по крайней мере продемонстрировал сочувствие и какую-то мужскую солидарность. Но не Боб Фаулер, защитник бедных и беспомощных.
Но еще хуже проявила себя Лиз, эта высокомерная молчаливая сука с таким красноречивым взглядом. Теперь все его заслуги, все успехи, которых ему удалось добиться, будут отнесены на ее счет. Она знала это и уже купалась в лучах славы.
Объявление о его отставке будет сделано завтра утром. Информацию об этом уже передали прессе. Только кем? Эллиот, пожелавшей продемонстрировать свое удовлетворение? Арни ван Даммом, старающимся уменьшить ущерб, понесенный администрацией? Одним из дюжины других?
Переход от власти к забвению происходит в Вашингтоне быстро. Смущенное выражение на лице секретарши. Натянутые улыбки остальных чиновников в Западном крыле Белого дома. Однако забвение наступает только после вспышки гласности, когда объявляют о событии, — подобно ослепительному свету взорвавшейся звезды, закату видного представителя администрации предшествует шум фанфар. Этим занимаются средства массовой информации. Телефонная трубка была снята с аппарата и лежала на столе. Утром, когда он вышел из дома, его ждали два десятка репортеров с камерами и включенными прожекторами, зная заранее, каким будет ответ еще до первого вопроса.
А эта глупая стерва! С ее коровьими глазами, коровьим выменем и широкими коровьими бедрами. Но и он хорош — сделать такую глупость! Профессор Чарлз Олден сидел в своем дорогом кресле и смотрел на свой дорогой стол. Его голова разрывалась от боли, которую он отнес за счет стресса и ярости. В этом он был прав. Но Олден не заметил, что давление крови у него почти вдвое превысило нормальное. Он также упустил из виду, что в течение последней недели не принимал лекарство, прописанное ему для лечения гипертонии. Подобно типичному профессору, он постоянно забывал о повседневных вещах, и в то же время его блестящий ум справлялся с самыми трудными проблемами.
Вот почему это застало его врасплох. Нестерпимая боль возникла в затылке, в кольце Уиллиса, представляющем собой кольцевой сосуд, снабжающий мозг кровью. Этот сосуд был предназначен природой переносить кровь ко всем участкам головного мозга, являясь запасным на случай закупорки тех сосудов, которые с годами переставали функционировать. Таким образом он нес огромное количество крови. Двадцать лет повышенного артериального давления, в течение которых Олден принимал прописанное ему лекарство лишь тогда, когда вспоминал о предстоящем медицинском осмотре у своего врача, усугубленные стрессом от гибели карьеры, причем позорной гибели, привели к разрыву кровеносного сосуда в правой стороне головы. То, что раньше было головной болью, превратилось в саму смерть. Олден широко открыл глаза и обхватил руками голову, словно пытаясь удержать ее от распада. Но было уже поздно. Разрыв расширялся, и сосуды теряли все больше крови. Это одновременно лишало важные участки головного мозга кислорода, необходимого для его нормального функционирования, и повышало внутричерепное давление до такой степени, что другие клетки мозга, сжатые до предела, отмирали.