Все страсти мегаполиса

– Уже курю. Надоела чрезмерная правильность. Но только сигары. Ими же затягиваться не надо, и дым пахнет приятно, и девушкам нравится.

Весь он был в этом! Чтобы немножко неправильно, но безвредно и можно было бы любоваться собой.

В одном из углов чердака стояли высокие барные табуретки. Для чего они здесь выставлены, было непонятно: никакого бара рядом с ними не было. Видимо, поэтому, да еще по причине их исключительного неудобства тот угол, где они стояли, обычно бывал пуст. Петя тоже поморщился, когда в ответ на его предложение покурить Соня направилась к этим неудобным жердочкам. Но она уже влезла на одну из них, и ему ничего не оставалось, как взобраться на вторую.

– Так с кем ты теперь? – спросил Петя.

Взгляд, которым он окидывал Соню, был полон одной только доброжелательности, хотя его вопрос вполне мог бы прозвучать ревниво.

– Почему обязательно с кем-то? – пожала плечами Соня.

– Потому что, уж извини, ты не производила впечатление человека, у которого есть какая-то самостоятельная цель. Правда, и на искательницу женихов ты не была похожа, – уточнил Петя. – Я, честно говоря, вообще не понимал, что ты такое.

– Спросил бы у мамы, – усмехнулась она.

– Спрашивал. Ее объяснения меня не убедили.

– А что она, интересно, тебе сказала? – с интересом спросила Соня.

– Что большинство женщин, да и людей вообще, не в состоянии ответить не только на вопрос, зачем они живут на свете. На этот, мол, вопрос и вовсе, может, отвечать не надо. Но они не могут даже сказать, чего хотят в каждый конкретный день. Есть деньги – хорошо, нет – не страшно. Работа – любая, лишь бы время проводить. Мужчина – тоже любой, лишь бы не слишком обременял. Вот так она объяснила. Неужели и правда ты... то есть большинство людей так и живут? Я не поверил.

Это была правда. Прежде Соня не задумывалась об этом, но жесткие, чеканные формулировки Аллы Андреевны Дурново – она даже представила себе, с какой интонацией все это было сказано, – сразу убедили ее в том, что это правда. И что сама она жила вот именно так – плыла, как щепка по течению, без цели и смысла, – было правдой тоже.

– Это правда, Петь, – сказала Соня. – Я в самом деле так и жила.

– Но ты же в Москву приехала зачем-то! – В его голосе звучало искреннее непонимание. – На студию дурацкую пошла, в киношке какой-то стала сниматься. И что, это все по инерции, как сомнамбула? Не понимаю!

Соня и сама теперь не понимала, как такое могло быть. Как могло быть, что она каждый день просыпалась потому, что открывались глаза, шла на работу потому, что надо было куда-то идти и где-то получать деньги, которые нужны были для того, чтобы можно было купить поесть и набраться таким образом сил для того, чтобы просыпаться по утрам и идти на работу... Не могла она поверить, что все это было с нею!

И что женщина, жизнь которой представляла собой такое вот бесформенное варево, почему-то ожидала от Москвы какого-то особенного к себе отношения, – она не могла теперь поверить тоже. Чего она ожидала, кто и чем был ей, такой, обязан?!

– Ты на маму не сердись, – сказал Петя. – В конце концов, ее отношение к тебе оправдано. Она, конечно, хочет, чтобы моя жена была ей по крайней мере понятна. Потому она меня на Ирке и мечтала женить. Та вообще-то не подарок, но хоть известно, кто и как ее воспитывал. Понятно, как она себя будет вести в большинстве жизненных ситуаций. А какие у тебя в жизни резоны, это для нас было покрыто мраком.

«Для нас!.. Ты, однако же, ничего против моего присутствия в твоей жизни не имел, – сердито подумала Соня. – Очень даже не имел!»

– А Лика ей понятна? – поинтересовалась она. – Куда она, кстати, подевалась?

– Лика? – усмехнулся Петя. – Лика даже мне понятна. Куколка в постельку, ничего больше. Надо только следить, чтобы не вздумала забеременеть. Но пока она вроде не собирается. Она домой поехала, – пояснил он. – В больших количествах она меня утомляет, и я ее отправил. Пообещал за это купить лифчик за двести пятьдесят евро, который она вчера видела в «Крокус-Сити». Я тебе, честное слово, дико признателен, Соня! – с чувством добавил он.

– За что? – улыбнулась она.

Долго сердиться на Петю Дурново было просто невозможно. Он любил себя так искренне, что это вызывало даже приязнь.

– Ты не поверишь, но мне нравится общаться с такими, как Лика. Но если бы не ты, я никогда до такой степени не раскрепостился бы. А теперь я от этих дурочек получаю колоссальное наслаждение! Так, знаешь, прямо... во всех местах вибрирует, когда они мне дифирамбы поют. Ну и что, что это они за лифчик или за сумочку какую-нибудь? В конце концов, я ли не вкалываю? Могу же я девчонке за свое удовольствие заплатить! А без тебя у меня всего этого не было бы, – заключил он.

Соне стало скучно. Петино объяснение было исчерпывающим. И о чем с ним было дальше говорить, с этим мужчиной, понятным ей до донышка? Ей даже жалко его стало немного.