Все свободны

Девчонкам было уже все одно и радостно. Подвал действительно обнаружился за углом. Но ступеньки как будто кто-то отгрыз и налил для надежности кипятка, чтобы замерзли побыстрее. Вдобавок не горел свет, только патрон от лампочки качался на ветру. С виртуозными пируэтами им все-таки удалось преодолеть эту славную, искусно созданную горку для любителей острых ощущений. Они оказались перед большой железной дверью. Виноградов начал тарабанить и кричать:

— Эй, Серега, эй, Рамаз, открывай давай — дед Мороз пришел!

Наконец замки заскрипели, дверь приоткрылась, и они увидели помятое полумраком лицо кавказской национальности. Переглядываться не имело смысла, выражения глаз было не разглядеть.

— О, Никалай, дарагой, радост-та какая! Серега, Ни-калай пришел, гастэй привел. Иди встречат гастэй дара-гих. А ты что малчыш-та за двэрью, нэ гавариш, што эта ты. Стучит и не гаварит. Хитраванец какой.

— Я говорю, что это я, Дед Мороз, Рамаз, дорогой.

— Ты не так гавариш. Сразу бы так и сказал — эта я. Захадытэ, дэвочки, захадытэ.

Девочки зашли. В подвальном полумраке они увидели поднявшегося им навстречу человека, тоже вида околокавказского. В центре комнатки стояли деревянные ящики, аккуратно застеленные газетой. Такой импровизированный кавказский стол. На нем в тарелочках порублены красивые овощи, сыр, прикрытый разноцветной зеленью, и еще какая-то ерунда, трудно было разобрать, что именно. Но, в общем-то, культурно.

Колька не терял праздничного настроя.

— Прошу любить и жаловать — это лучшие перья и голоса России, а также мои подружки Ольга и Василиса. А это мои товарищи — тире Коллеги из Грузии Рамаз и Сергей. Очень приятно. Сначала служили в театре в Тбилиси, а теперь временно работают здесь, охраняют товары народного потребления, а именно винные изделия.

— Мама моя родная! — с ужасом выдохнули девочки пары уже выпитого.

— Девочки, нам сегодня невероятно везет. Одних друзей проводили, — весело продолжал Дед Мороз, выставив уже ополовиненную ими бутылку коньяка, — других встретили.

— Дамы, какое будэм пыт выно? — подхватили его инициативу товарищи и бывшие коллеги.

— Уже все равно — чтобы отполировать все выпитое и сразу умереть… отполированными до полной красоты. — Вася заметила, что с трудом выговорила фразу.

— Харашо шутыш. Гастей прынымат надо. Выпьим — за лубов.

Серега с Рамазом оказались ребятами добродушными и веселыми, как все кавказские люди, доброго происхождения. Ольга с Васей расспрашивали про Тбилиси, в котором бывали еще в начале студенческой жизни, то есть сто лет назад. Правда ли, что нищета и разруха. Восстановили ли проспект Руставели после войны и пожара. По-прежнему ли стоят уличные кафе по-над Курой, льют ли вино в погребках из бочек и хорошо ли оно так, как было до войны. И возят ли, как раньше, жертвенных барашков в Мцхету. Интересно, что рассказывал про все это больше Виноградов, который в Тбилиси часто мотался. Оказалось, что ребята и сами не были там давненько и даже получали передачки с родины из Колиных надежных рук. Поэтому они больше вспоминали благословенные древние времена, чем рассказывали о новых. О том, как они тоже на стипендию еще ездили в советскую столицу кутить, удивляя русских девушек щедростью и размахом. А с грузинами здесь всегда случались истории, которых навспоминали…

— Серега, а помнишь, вы с братом рассказывали, как он приезжал в наш университет защищаться? Девчонки, обхохотаться история, — провоцировал Виноградов.