Все свободны

Итак, выбор был сделан. Покупки оплачены. И вот Скворцовы уже вваливались к Шварцам. На столе наблюдалась рыба и всякая другая морская ерундистика, которая в изобилии водится в местных водах. У Шварцев было хобби. Они регулярно ездили на морской рынок, где ранним утром с корабликов и крошечных рыбацких шхун сгружали огромные открытые контейнеры, усыпанные льдом, со всяческой нечистью — тушками, телами и ракушками. Еще живая нечисть копошила загадочными частями своих тельцев, хватала воздух ротиками, жабрами и другими дырочками, выпучивала глазки, таращась, вероятно, в первый, и точно уж в последний, раз на солнечный свет и невиданных чудовищ — людей, что подняли ее из родных пучин. Шварцы все это обожали. Они обожали выбирать все это своими ручками, болтать с рыбаками, присоленными морем и тяжелой жизнью на этом море и слушать их завиральные рассказы о фантастическом улове или фантастической рыбине, попавшей в сеть, или фантастическом спасении во время шторма, а того хуже и интересней — кораблекрушении. Вот оно, настоящее море. Вот она, настоящая жизнь. Да и кому, скажите, такое не понравится?

Словом, когда явились Скворцовы, все приобретенные Шварцами морские глупости, в том числе и рассказы, были уже готовы. Дети шуршали в детской, Лиза рассказывала Женьке, младшему Шварцу, про его родину, которую тот видел только на фотках и видео. Она выливала, а он впитывал все ее хоть и детские, но настоящие живые впечатления.

Его родители в силу обстоятельств давно забыли дорогу назад и даже на экскурсию не желали отвезти туда сына. Он получал письма и картинки от братьев — троюродных и четвероюродных, с которыми был не только знаком, но и подружился, потому что те регулярно прибывали к ним на каникулы. Ему нравились и их рассказы, и фотографии, но он никак не понимал, не видел всей прелести и очарования той страны, родины, которыми наполнялись, сильно напившись, даже его родители. Они хоть и боялись далекой и брошенной впопыхах земли, но хотели ее и ее настроения. Видимо, что-то тянуло туда, как тот незапамятный доисторический интерес, что подогнал Адама к Еве, а писателя к бумаге. И большой уже Женька смотрел в рот маленькой Лизе, пытаясь найти разгадку, наполняясь странным возбуждением, которое все шло из нее до раннего утра, потому что их развеселые родители совершенно о них забыли.

Взрослые так же щебетали, как и их чада, вдохновляясь друг другом. Так щебетали, как бывало в их доперестроечных квартирках. Для этого и собрались эти русские в этих особняках в таком ожиданном месте.

— Слушай, Юр, а что ты так быстро сваливаешь? Побыл бы недельку-другую, — предложил Аркаша. — У тебя же там, в общем, все налажено. Не зря же столько лет вкалывал.

— Аркаш, все не так просто.

— Тогда и правда, вали быстрее. Быстрее соскучишься.

— Скучать он там будет. Смешной ты, Аркаша. У него там женский тыл. Васечка. Эмигрирует с ней в свою загорную ссылку или чатскую — я запамятовала. Ты, Юрочка, про нас только там не забывай. Мы ведь тоже скучаем. — Лена засмеялась. Шварцы переглянулись.

Запасшись выпивкой, мужчины удалились в кабинет. Скворцов, не скрывая, пересказал Аркаше без утайки все перипетии с Сеней. Юра очень доверял Аркашиной интуиции, хотя в последние годы как-то успешно обходился и без нее. Аркаша не был доволен услышанным. Он знал, что в запале Сеня способен на многое и впопыхах может натворить всяческих чудес. Он понимал, что высокая волна, если погонят, может докатиться и сюда. Хотя пока общая канва этого не диктовала. Поэтому и до полных чудес, он надеялся, еще может быть далеко. Словом, все сказанное ему не понравилось. Аркаша отмахнулся от дурных мыслей.

— Бог с ними уже с делами. Разделаются как-нибудь. А что, скажи, за женщина у тебя? — любопытствующий Аркаша поправил очки. — На что вы там так активно намекали?