Все своими руками! Хозяйственные будни оруженосца

Наблюдая, как великолепный рыцарь Ртишвельский, пусть и косясь на меня, но все-таки собирает свое барахло, поглядывая в сторону сапога, я ухмыльнулась и любовно погладила это действенное оружие пролетариата. Так вот как оно работает! Долго стоять на одной ноге, с учетом того, что вторая у меня болела, было сложно, но и насладиться зрелищем, как Хьюберт шипит и делает за меня мою работу, очень хотелось. Правда, был он такой же криворукий, как и Бронко: накидал все на телегу в полной уверенности, что все так держаться и будет.

Я сунула руку в сапог, нащупала монетки. Вынимать их было неосмотрительно, так что я просто расположила их так, чтобы они мне ходить не мешали. После чего я сняла с Хьюберта заклинание подчинения, то бишь: надела сапог обратно, и мой несговорчивый босс, что-то недобро бурча себе под нос, полез обратно на лошадь.

Сколько времени мы тут потеряли, с досадой подумала я. Хьюберт выл на луну — ну, только что, может, беззвучно, а я стягивала тюки как могла. Минут через тридцать я признала, что все, что свыше, вне моих возможностей. Вывалится так вывалится, но собирать все равно не буду, сниму сапог.

Я взгромоздилась на телегу и похлопала осла по спине.

— В путь, мой Король! — призвала я.

Жаль, что глаз у меня на затылке не было — Хьюберта, наверное, снова перекосило, ему и повод давать не нужно, воображение у него буйное, сам придумает — сам обидится. Но мне было уже не до него: от алчущей брачного ложа королевны мы отъехали всего ничего, пора было мазать лыжи и делать ноги.

Луна перевалила зенит и быстро покатилась к западу. Скоро начнет светать, за нами будет погоня. Я пропустила Хьюберта на коне вперед — все равно я не знаю, куда нам ехать, — и теперь смотрела, как покачивается хвост коня, тощая спина Хьюберта и ослиная башка в такт нашим, честно признаться, медленным шагам.

Нет, так не пойдет. Хьюберт, может, и в безопасности, вон капюшон на голову натянул и вроде как вообще не местный, а я, а меня столько народу видело. Не факт, что запомнило, ну а вдруг?

— Мастер, а вас бы не затруднило шевелить копытами чуть побыстрее? — окликнула я. — В смысле — Принца немного поторопить? Светать скоро начнет, а шатры все еще видно. Вас же поймают и сразу женят, если мы до утра не затеряемся.

Снова возьму себе на заметку: работает. Упоминание о женитьбе придало Хьюберту ускорения. Да такого, что мне пришлось осторожно подгонять Короля, причем я помнила, что ослов нельзя эксплуатировать слишком рьяно. В итоге задницы Хьюберта и Принца маячили где-то метрах в ста, а мы с Королем ползли себе потихонечку.

Я причем дико хотела спать, но заставляла себя крепиться. Все же не была уверена, что осел пойдет за Хьюбертом, вряд ли для осла он звезда путеводная. А я ни черта местность не знаю, отстану — все, пиши пропало, только вставай и продавай уцелевшее добро, чтобы не голодать и не ночевать в стоге сена.

Поле кончилось, пошел лесок, мы его объехали с краю. В свете падающей за лес луны поблескивало серебряное блюдо, возвращая меня к мысли о том, сколько вся эта телега вместе с барахлом стоит. А когда лес кончился, показался городок.

Ну как городок — скорее село, но, судя по сторожевым башенкам, все-таки город. Нас пропустили, обнюхали телегу, перед Хьюбертом склонили голову. Хьюберт знаком каким-то осенил окружающих и направился куда-то в центр, я за ним. Остановились мы возле постоялого двора, и я прислушалась к урчанию собственного желудка. Да, поесть не мешало бы. А денег нет.

Но я недооценила смекалку своего босса. Вот упущение, после разговора с Уркхартом по поводу того, кому принадлежат права на изобретение, можно было и догадаться, что неспроста рыцарь прикинулся монахом-рыцарем, ну или паладином, кто же их знает, как их тут называют.

Как мы только вошли, хозяин трактира побросал ложки-миски и сотворил молитвенный жест, а потом, чуть ли не на карачках ползая, отвел Хьюберта за стол. В процессе он дважды умудрился поцеловать тому руку — я только хмыкнула, может, тут это норма? Хьюберт вел себя как ни в чем не бывало, словно ему каждый день молятся, но потом я вспомнила «чудесное исцеление» и решила, что в каждой избушке свой дурдом. Помазанник Лучезарной сидел, задрав нос и натянув капюшон так, что только один рот торчал — ага, знал, зараза такая, что накормят! — и прислушивался к стуку деревянных мисок по столу.

Я глотала слюну: пахло аппетитно, но когда я попыталась усесться рядом, трактирщик приложил меня лапой по затылку. Не больно, но обидно, за что?

— Что же вы, светлейший, с такой-то охраной, девка какая-то, она, поди, и в оруженосцы-то не прошла, — лебезил трактирщик, а я исподлобья смотрела, как Хьюберт обтачивает утиную ногу. И ведь кусок ему в горло лезет, и ничего, что у меня живот к спине от голода прилип! — Но хоть такая, и то хорошо. А то давайте скажу бугромистру, светлейший, он вам охрану даст?

— Не надо, — ответил Хьюберт так величаво, что у меня рука сама потянулась хлопнуть себя по лбу. Вжился в роль, обжора! Но хоть не ноет.