Все та же старая история: Корни антиирландского расизма (ЛП)

Но с ростом политической мощи, английский радж стал все более высокомерным. К концу 18 века всех индийцев изгнали с государственной службы и английская община стала крайне изолированной и фанатичной. Англичане оправдывали свою власть тем, что индийцы были «язычники»  и «отсталые»  и поэтому неспособны к управлению своими делами. В 1813 году лорд Хастингс, демонстрируя полнейшее невежество в вопросах индийского общественной жизни и истории, писал: «Эти индийцы ограничены, почти как животные, несколькими несложными задачами, и даже к ним они равнодушны. Их ловкость и умение в некоторых делах, которыми они ограничены, несколько больше проворства любого животного с подобным устройством, но их разум не выше того, на что способны собака, слон, обезьяна. Достаточно увидеть это, чтобы понять, что они ни за какой срок не способны продвинуться по пути цивилизации».

«Самый оскорбительный документ»

Сундуки британских купцов и фабрикантов наполнялись за счет колонизированных народов, и британское самомнение продолжало раздуваться. Историк Томас Бэбингтон Маколей хвалился, что британцы «стали величайшим и самым цивилизованным народом в истории человечества», и в 1834 году он сделал свое пресловутое замечание, что «единственная полка хорошей английской библиотеки стоит всей литературы Индии или Аравии». Поэт-лауреат, лорд Тениссон, подпевал ему:

«Сквозь тень земного шара скользим мы в новый день, Лучше полвека Европы, чем китайский век».

Такие расистcкие взгляды выражались самым гнусным образом в трудах историка Томаса Карлайла, предтечи фашизма, враждебного свободе, демократии и равенству как в Англии, так и за ее пределами. Его позорно известный «Трактат по случаю ниггерского вопроса», 1849 года, Эрик Вилльямс — историк и премьер министр Тринидад-и-Тобаго назвал «самым оскорбительным документом во всей мировой литературе о рабстве и Вест-Индии».

Карлайл требует, чтобы недавно освобожденных рабов заставили работать на белых: «Разумеется, вы должны быть слугами тех, кто рожден умнее вас, кто рожден вашими господами, слугами белым, если они (и кто из смертных может в этом сомневаться?) рождены умнее вас».

Он затем рисует злобную карикатуру: «На пенни постного масла, и Кваши превратиться в замечательную блестящую вещичку, если в нем не убита душа. Проворный, гибкий парень, веселое, ухмыляющееся, танцующее, поющее создание»… (Рабству в английских колониях, с упоминанием Карлайла, Чернышевский посвятил статью «Леность грубого простонародья»  — пер.).

Карлайл также поносит ирландцев, которые ему противны. Он побывал в Ирландии вскоре после голода и наполнил свой дневник обвинениями против тех, кого он именует «драчливый неразумный народ». Ирландия, писал он — «гигантский нарыв», «человеческий свинарник», «мерзость запустения»  и «черный воющий Вавилон дикарей, исполненных предрассудков».

Голод и рассеяние

По всему земному шару Британская империя оставляла руины на пути своей экспансии. В Ирландии голод следовал за голодом, пока не наступил Великий Голод (1845–1849), во время которого полмиллиона умерли голодной смертью и миллион эмигрировали.

Это не было «стихийное бедствие»: Ирландия производила достаточно продовольствия, чтобы накормить голодающих, но крестьянам приходилось продавать урожай, чтобы платить арендную плату, и во время голода от берегов острова отплывали корабли груженные ячменем, овсом и скотом (такая же картина наблюдается сейчас в Аргентине — и это только один пример — пер.). Джон Мактетчел, лидер революционного движения «Молодая Ирландия», был в отчаянии: «огромные стада коров, овец и свиней… отправляются с каждым отливом, из каждого из 13 наших портов, курсом на Англию, и помещики получают арендную плату и отправляются тратить ее в Англию, и сотни бедняков ложаться и умирают вдоль дорог от недостатка пищи».

«…Мы вошли в хижину. В дальнем углу, едва видные сквозь дым и покрывающее их тряпье, лежали обнявшись трое детей, с запавшими глазами, без голоса, в последней стадии дистрофии…

Над остатками горящего торфа скорчилась еще одна фигура, дикая, почти нагая, почти нечеловеческая с виду. Жалобно стеная, иссохшая старуха умоляла нас дать ей что-нибудь, показывая руки, на которых кожа свисала с костей…

Мы посетили свыше 50 арендаторов. Всюду одна и таже картина, единственное различие — количество страдальцев. Они редко жаловались. Когда их спрашивали, они отвечали «Та шейн охрас»  (я голоден). Мы постигли истинное значение печального слова «охрас». (Вилльям Беннет, посетивший Северное Майо в 1847 году).