Ночь проходит так, что я не могу заснуть больше чем на мгновения, с беспокойными кошмарами, в которых ужас смешивается с золотыми и мерцающими огнями.
До рассвета я уже на ногах.
Я закутываюсь в шёлковый халат тёмных и пурпурных оттенков, не надевая ничего более тёплого, чтобы защититься от холода, и не утруждаю себя обувью, прежде чем на цыпочках направиться к комнате Кириана, замерзая в пути, и тихо постучать в дверь.
Сначала он меня не слышит, и мне приходится повторить, с сердцем в горле, размышляя, что скажу, если сейчас откроется какая-то из дверей в коридоре или если какая-то служанка или камердинер решат подняться в этот момент.
Может быть, не нужно ничего скрывать. Возможно, все здесь уже знали о связи между Лирой и Кирианом.
Я снова стучу, и на этот раз слышу шаги за дверью.
Дверь открывается, и передо мной предстаёт заспанный Кириан, с растрёпанными волосами и полуприкрытыми глазами, брюки плохо застёгнуты на бёдрах, обнажённый торс, татуировки Севера, которые прошлой ночью обрели новый смысл.
— Пригласишь меня войти? — мурлычу я.
Он колеблется дольше, чем я могла бы предположить, и не спешит сказать «да». Я даже не допускала возможности, что он ответит «нет», и всё же, на мгновение это кажется для него вероятным.
Наконец, он отходит в сторону.
— Рано. Что тебе нужно?
Он остаётся у двери, и это странно.
Я была готова к намёкам, к непристойным предложениям или невинным провокациям, к которым он привык, но в нём есть что-то…
— Я хочу поговорить. Ты сказал, что мы могли бы сделать это сегодня.
— Ещё не рассвело, — отвечает он, не двигаясь с места.
Я решаю последовать его манере, столь раздражающей для меня, и вхожу в его покои без разрешения. Обхожу гостиную и прохожу в спальню. Задёрнутые шторы, одинокий свет на тумбочке, рубашка на комоде, смятые простыни, и его запах, пронизывающий всё вокруг, заставляют меня замереть на мгновение.
Я поворачиваюсь к нему.
— Мне уже нужны ответы.
Кириан внимательно наблюдает за мной, но в его взгляде нет того огня, что я видела раньше в похожих ситуациях. Или, может быть, я себе это накрутила?
— Спрашивай.
— Почему тебе разрешают участвовать?
— Все могут прийти посмотреть, — отвечает он. — Лес общий.
— Не капитанам, которые устраивают массовые убийства для Львов, — возражаю я, и понимаю, что была слишком резкой, когда вижу его горькую, вынужденную улыбку, которая, однако, не портит его прекрасное лицо.
— Вчера было темно. Не думаю, что кто-то меня узнал.
— Тебя узнали на рынке в столице, — настаиваю я. — И меня тоже узнали. Почему людям всё равно? Почему они не хотят убить тебя, как ведьмы из Лиобе пытались убить меня?
— Многие хотят меня убить, Лира, — отвечает он, и кажется усталым.
Он идёт к комоду и опирается на него, расставив руки по обе стороны своего тела. Я замечаю, как напрягаются его мышцы, как выделяются на спине и плечах, пребывая в напряжении.
— Ты не отвечаешь на мои вопросы.
— Разве? — Он медленно поворачивается ко мне, скрещивая руки на груди и тяжело вздыхая.
В его глазах появилось что-то, чего не было раньше — что-то более тёмное, тяжёлое. И у меня мелькает мысль.
— Ты жалеешь, что взял меня с собой вчера?
Возможно, в этом дело. Может быть, эта дистанция, которую я чувствую между нами, вызвана сомнениями или сожалением. Меня это не должно волновать. На самом деле, я должна радоваться, что он не пытается затащить меня в ту кровать за нами, как я ожидала. Но сейчас его отсутствие интереса лишь раздражает.
Его лицо становится злее.
— Нет.
— Твоя сестра Эдит не хотела, чтобы ты меня брал. — Я делаю паузу, не зная, стоит ли продолжать. — Она упомянула Тристана, твоего брата.
Я сразу подумала об этом.
Его брат был достаточно взрослым, чтобы иметь свои убеждения, когда Львы уничтожили их семью. Ему предложили выбор, и он был настолько верен своим принципам, что предпочёл смерть.
— Эдит заботится обо мне и Авроре. Она защищает нас, как считает нужным.
— Потому что боится, что с тобой случится то же, что с Тристаном? — уточняю я.
У него напрягается челюсть.
— Это не вопрос, принцесса.
Я подхожу к нему, пока наши лица не оказываются совсем близко. Забавно оказаться на другой стороне, быть той, кто тянет за верёвку, кто настаивает и приближается, в то время как он выглядит таким… уязвимым.
— Ты не боишься этого?
Вдруг его пальцы касаются моей щеки. Он медленно проводит подушечками по коже, по линии подбородка, и не останавливается.
— Что ты на самом деле хочешь спросить? — шепчет он. — Что хочешь узнать? Верен ли я короне? Есть ли у меня достаточно связей с севером, чтобы моя голова оказалась под угрозой? Посмотри на меня.
Я пытаюсь отшагнуть назад, но он не даёт мне этого сделать.
Его пальцы обхватывают моё запястье, а другой рукой он берёт меня за подбородок.
— Нет. Посмотри на меня. — Он направляет мой взгляд на свои руки, грудь, сложный узор татуировки с извилистыми линиями, где цветы и природа переплетаются в опасный рисунок. — Что ты видишь?
Он позволяет мне взглянуть ему в глаза, но не отпускает.
— Что ты видишь? — настаивает он.
Я вижу воина.
Любовника.
Я вижу опасность.