Читаем Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я полностью

Этого не могло быть. Дар никогда меня не подводил. Я ничего не понимал. Возможно, в театре возникли какие-то электромагнитные помехи. И все же это было странно, ведь я отчетливо видел маленькую девочку с ее лицом, державшую на коленях собаку, и ощущал ее любовь к этим животным.

Официант пронес нам кофе. Но счета не оставил, он никогда не оставлял счет своим знакомым. И мгновенно ушел. Наверное, заметил, что я хочу остаться с девушкой наедине.

— У тебя никогда не было собаки? — допытывался я.

— Никогда.

Она сделал глоток кофе, потом еще один. Я сделал то же самое. Мне пришло в голову, что она первый человек, с которым я пью кофе после смерти матери.

Порой мы не обращаем внимания на подобные детали, но для меня, что бы там ни было, она была первой девушкой, с которой я пил кофе в пять утра после смерти моей матери.

Ночь была довольно темной. Навалилась усталость. Я спал мало, всего часа четыре. Я зевнул.

— Ты не отказался от сна? — спросила она.

— Нет, — я не прибавил слово «пока». — А ты?

— Я тоже.

Мы сделали еще по два глотка кофе.

Еще один глоток — и она уйдет. Она его сделала, но я по-прежнему хранил молчание. Она тоже молчала. Я понимал, сейчас она встанет из-за стола. Она кашлянула, собираясь уходить.

Но в этот момент на площади прозвучало мое имя. Его выкрикивала консьержка из моего подъезда, таща за собой чемодан.

Звук колесиков этого чемодана вернул меня в мир аэропортов, железнодорожных вокзалов и тысяч гостиничных коридоров.

Я хорошо знал звук этого чемодана, я провел сотни часов с ним рядом, поблизости от него, я ставил его в сотни высоких недоступных мест, чтобы он отдохнул между одной поездкой и другой.

— Вам привезли чемодан из аэропорта, — сказала консьержка, не отрывая глаз от сидевшей рядом девушки.

Она поставила чемодан на пол около меня, и мне показалось, что от него повеяло холодом. Это был чемодан моей матери, и хотя власти Бостона известили меня, что переправят ее тело и вещи на родину, я не подумал, что багаж прибудет первым.

Я не решался смотреть на этот коричневый чемодан на трех колесиках. Моя мать со временем приделала к нему еще одно, полагая, что так будет легче его катить. Я даже не дотронулся до ручки, мне почему-то казалось, что внутри находится частица ее, запах ее духов, отголосок последних моментов.

— Это твой чемодан, верно, Маркос? — спросила консьержка, заметив, что я никак на него не реагировал.

— Да, мой, — ответил я, не желая входить в подробности.

Но тут же улыбнулся и поблагодарил ее. Она ушла огорченная, вероятно, ей хотелось, чтобы я представил ее своей спутнице.

— У тебя потерялся чемодан в аэропорту? — спросила девушка из Испанского театра.

Наверное, мне представилась прекрасная возможность завязать разговор. Рассказать, что значил в моей жизни этот чемодан. Что значило для меня, открыв его, обнаружить там частицу материнского мира и после ее смерти разделить свое горе с другим человеком. Но мне не хотелось, чтобы она испытывала ко мне жалость, узнав, что мы познакомились в трагический день моей жизни, в день, когда я стал другим человеком.

— Не совсем так, — ответил я. — Это чемодан моей матери.

Она не встала из-за стола.

— Твоя мать живет вместе с тобой?

Мне не хотелось лгать, но в то же время не хотелось говорить ей правду. Сколько раз я оказывался перед этой альтернативой… Возможно, мне удастся найти золотую середину.

Прежде чем я успел ответить, залаял мой телефон.

Ее лицо исказилось от страха, хотя лай был не слишком похож на настоящий. Звонил шеф. Я забыл, что он звонил, когда я был в театре. Я ответил на звонок.

Девушка опять собралась уходить, звонок был прекрасным финалом нашей встречи. Но она медлила, не желая прощаться с помощью жестов.

Я решил максимально использовать разговор по телефону, затянув его насколько можно.

— Нам удалось устроить ему побег, не скомпрометировав себя, — кратко сообщил шеф.

— Серьезно? — спросил я.

— Да. Он сказал, что отправится на Пласа-Майор в Саламанке. У него там какие-то дела, — добавил он. — Пришелец просит тебя туда приехать. Он хочет тебя видеть. Я позвоню тебе позже, и ты мне все расскажешь. Сейчас мы не можем отсюда выйти. Ситуация накалилась до предела.

Я не знал, что сказать. Инопланетянин на свободе и хочет меня видеть. Я хотел задать шефу множество вопросов: о побеге, почему пришелец отправился в этот кастильский город и зачем я ему понадобился. Но не успел, шеф повесил трубку.

Я притворился, что разговор не кончен, мне не хотелось, чтобы она ушла. Я бессмысленно повторял то «да», то «нет». Потом произнес «ну и ну» и наконец, заметив, что она собирается встать, хотя я продолжал говорить, выкрикнул: «Прекрасно, обязательно приду» — и разъединился.

Она начала вставать. Внезапно осознав, что потеряю ее, я осмелел:

— Хочешь поехать со мной в одно место? — спросил я.

Она молчала. Просто ждала, что я еще скажу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее