Все точки над i

– Ага. Слышь-ка, Виссарион Машку отправил, а Ник твой не появлялся, никого из ваших, то есть, я хотела сказать… короче, не спрашивали тебя.

– Не спрашивали? Это хорошо. – Я направилась к двери.

– Ты куда? – растерялась Зойка.

– Домой. Сколько можно злоупотреблять твоим гостеприимством.

Я в самом деле отправилась домой. Мне было все равно, ждет меня там Ник или нет, я дошла до того спасительного отупения, когда просто перестаешь бояться. Мало того, ничто тебя уже по большому счету не волнует. Я долго стояла под душем, а после легла спать. Проснувшись, пялилась в темноту, потом оделась и пошла к Виссариону. Он сидел за стойкой, подперев кулаком щеку, и слушал вихрастую девку, мудреное имя которой я все никак не могла запомнить. Увидев меня, он резко выпрямился, но тут же принял первоначальную позу, только взгляд изменился.

– Ты сегодня на час раньше, – сказал он, когда я приблизилась.

– Скучаю по работе, – ответила я. – Мог бы хоть раз выписать мне премию за старательность.

– Обязательно. – Он поставил на стойку две рюмки, налил водки и одну пододвинул мне. – Слышал новости. Наверное, она была хорошим человеком.

– Наверное, – не стала я спорить.

– Когда совсем хреново, надо помнить: и это пройдет.

– Запиши мне данное изречение на бумажку, я его буду читать на ночь.

– Жизнь кончается только тогда, когда тебя снесли на кладбище.

– И это запиши.

– Я думал, ты уехала, – вздохнул он.

– С какой стати? – ответила я и залпом выпила.

С того момента я практически только и делала, что вливала в себя водку. От этого было мало толку, потому что алкоголь никогда не действовал на меня, то есть действовал, конечно, но совсем не так, как хотелось бы. И в ясном сознании я скатывалась под стол в очередном кабаке, потому что отказывали ноги, руки были им под стать. Иногда я добиралась до дома, чаще являлась к Виссариону или просто засыпала в дешевой пивной, откуда сердобольные девки тащили меня все к тому же Виссариону. Однажды я проснулась в своей комнате и увидела Машку. Она стояла и щупала мой лоб, и в первую минуту я подумала, что я снова маленькая девочка, рядом мама с градусником в руках тревожно хмурится, а я тихо радуюсь, что не надо идти в школу. И тут поняла, что это не сон и не плод моего воображения, а рядом и правда стоит Машка.

– Какого черта ты здесь? – резко поднимаясь, спросила я.

– А что мне делать в Питере? – пожала она плечами. – Ты ведь и не собиралась приезжать. И Тони не смог приехать, его не отпустили с работы.

– Можешь ты объяснить своему малахольному мужу… – Я подавилась словами, заметив «малахольного». С разнесчастным видом он подпирал стену в пяти шагах от меня.

– Что я должна ему объяснить? – пожала Машка плечами, отводя взгляд.

– Ладно, – буркнула я. – Вернулась и вернулась. Может, и обойдется.

Я и сама не знала, что имею в виду. С трудом поднялась и обвела взглядом комнату. В ней царила образцовая чистота, мне всегда было плевать, где жить, и я могла не убираться месяцами. Очень сомнительно, что у меня был припадок стремления к порядку, значит, Машка здесь давно, терпеливо ожидала, когда я проснусь, и приводила мое жилище в божий вид. Наверное, Тони ей помогал. Образцовый мужчина.

Я направилась в прихожую, обойдя по кругу сначала Машку, потом Тони. Они смотрели на меня с тем особым выражением на лицах, свойственным несчастным родителям, чье чадо обмануло их надежды. Я невольно поморщилась, с трудом справившись с желанием послать их к черту.

– Ты куда? – спросила Машка, увидев, что я надеваю куртку.

– К Виссариону, – ответила я.

– Еще рано.

– В самый раз. Надо окна помыть.

– Какие окна, Юлька?

– Весна, – развела я руками. – Люди моют окна.

Разумеется, к Виссариону я не пошла; поторопившись отделаться от Машки с ее мужем, я направилась в ближайший бар. Бармен, завидев меня, скроил недовольную мину, за эти дни я успела ему порядком надоесть.

– Ты долго будешь дурака валять? – спросил он.

– Да пошел ты… – ответила я.

– Чего на тебя нашло, скажи на милость? Горе какое?

– «Скажи на милость», – передразнила я. – Какое тебе дело до моего горя?

– Мне никакого, только все это добром не кончится.

– Вот это правильно, – согласилась я и, уставясь в рюмку, вдруг подумала: а где мой нежный друг Ник? И почему я сижу в баре, хотя должна быть уже давно в другом месте, и не сидеть, а лежать? Но размышлять об этом не хотелось, вообще ничего не хотелось. Я злилась на Машку и злилась на себя, надо было ехать к ней в Питер, быть рядом, не дать сюда вернуться. Вряд ли бы она меня послушала, раз ее обожаемого Антона не отпустили с работы. Вспомнив о нем, я фыркнула. Бедолага, похоже, искренне переживал за меня и только что не плакал, глядя на мою пьяную физиономию.